Серая мать

Перед ней был все тот же ограниченный окном прямоугольник неба цвета разлитого по асфальту молока. Внутри – та же самая усталость, что и накануне. Олеся чувствовала себя болванчиком с тяжелой деревянной головой, будто и не было этих – минут? часов? дней? – ночного сна.

Сесть (ненастоящая постель шуршит, как толстая полиэтиленовая пленка).

Спустить ноги на пол (ненастоящий ламинат, не теплый и не холодный, покалывает стопы песчаными крупицами).

Упереться руками и выпрямиться (кажется, тело принадлежит кому-то другому; что если оно тоже ненастоящее, скопированное?).

Если бы можно было скопировать жизнь, вы все были бы не нужны.

Олеся падает обратно на кровать. Глаза широко распахнуты, кожа холодеет, а ускорившееся сердце выбрасывает горячую-горячую кровь.

Этот голос. Он снова в ее голове! Серая…

ЗАБУДЬ.

И Олеся забывает.

Еще не вполне проснувшись, Олеся почувствовала, что лежит на самом краю кровати. Снилось что-то страшное, но вспомнить, что именно, не получалось. Голова слегка кружилась. Казалось, что она лежит не в кровати, а на краю той черной бездны, куда вчера канул ноутбук и все остальные бесполезные вещи.

Олеся и сама была готова провалиться туда, как уже провалилась из нормальной реальности в уродливый умирающий мир. Не открывая глаз, она мысленно вглядывалась во мрак. Ей внезапно захотелось, чтобы он хлынул внутрь, заполнил ее целиком, как во время тех приступов, и чтобы она на какое-то время оказалась в нигде, еще более глубоком, чем сон.

Она не хотела вставать. Не хотела проживать еще один день здесь.

«Почему я здесь?»

«Что там на дне?»

«Как долго еще падать?»

«Я утону?»

По телу прошла судорога, и Олеся вскочила с кровати, вынырнув из воображаемой черноты и порожденных ею странных вопросов. Вот же они, ее ночные кошмары! Как она вообще могла забыть о них? Вероятно, так же, как забывала и о других важных вещах.

Олеся «стряхнула» с головы все лишнее, на этот раз ударяя сильнее.

– Только правильные мысли ведут к предназначению… – пробормотала она и, протирая костяшками пальцев гноящиеся глаза, вышла из спальни.

Семен, сгорбившийся и полностью облысевший, сидел за столом, склонившись над тарелкой с мясом. За ночь сизовато-бордовый кусок обветрился, но в тех местах, где Семен кромсал его затупившимся кухонным ножом, тарелку пятнали темные кровянистые отпечатки.

Олеся специально шаркнула ногой, и он обернулся.

– Привет.

– Привет.

Семен не отвел глаза. Наоборот, поймав ее взгляд, провел ладонью по оголившемуся черепу:

– Все равно волосы выпадают. Не хочу выглядеть, как облезлый пес.

Хотелось ответить, что внешность – последнее, о чем здесь стоит волноваться, но, вспомнив, как вела себя вчера вечером, Олеся промолчала. Может, это из-за нее? Из-за вчерашнего? На душе стало гадко. Еще гаже, чем от остатков кровавых корочек, которые до сих пор кое-где покрывали руки.

Подковыривая корочки ногтями (правая рука почему-то все время задерживалась над запястьем левой, хотя там ничего не было), Олеся подошла к холодильнику. Внутри стояла тарелка с несколькими позавчерашними грибами и последняя бутылка с водой. По привычке они продолжали оставлять там еду. Только дверца больше не закрывалась: резинка, прижимавшая ее к корпусу холодильника, превратилась в камень, осыпающийся крупицами от каждого движения.

– Не ешь, если слишком противно, – проговорила Олеся и поставила на стол тарелку с бутылкой. – Когда сильно проголодаешься, будет легче съесть.

Семен продолжал пилить мясо ножом. Пальцы левой руки, которыми он придерживал кусок, помимо нездоровых серых пятен покрылись еще и сизыми, кровавыми.

– Насчет вчерашнего… – Слова приходилось выталкивать с напряжением, и Олеся злилась на саму себя. Всю сознательную жизнь она только и делала, что переживала о других, так почему сейчас она не в состоянии произнести какие-то жалкие извинения?! – В общем, вчера…

– Знаешь, – перебил Семен, – я думаю, ты на самом деле права. Особенно насчет выживания. И я правда расклеился. Но сейчас мне лучше.

Олеся не знала, что ответить. Она права. Он прав. Проблем нет.

«Что не так?»

(Все так. Проблем нет).

Семен, похоже, и не ждал никакого ответа. Ухватив перепачканными пальцами отделенный кусочек мяса, он положил его в рот и медленно прожевал.

– Есть можно, – подытожил он и принялся за следующий.

(Вот видишь. Проблем нет. Ты поставила ему мозги на место).

Олеся разлила воду по чашкам и взяла с тарелки сморщенный черный гриб. Голова слегка кружилась. В ушах шумел прибой, вымывающий все лишние мысли. Подмытые волнами опоры больше не поддерживали, и Олесю уносило в открытое море.

2

Плохо. Очень плохо.

Сколько же она вчера выпила? И где…

Здесь.

Правая ладонь Лили, вялая, как выброшенная на берег рыба, загребла горсть сухого песка. Остальное тело – неподъемное, словно парализованное – осталось лежать неподвижно.

з д е с ь з д е с ь з д е с ь

К слабости примешивалось дурнотное, беззубое раздражение.