— А мы не после шести… — быстро перекатившись на другой бок, посмотрел на часы и усмехнулся. — Мы — перед!
— Что? — переспросила Надя.
Он снова вернулся на прежнее место, удобно устроив голову у нее на животе, мягко пощипывая губами нежную кожу.
— Будешь так продолжать — мы опять никуда не пойдем, — строго предупредила она.
Он рассмеялся. Так хорошо и уютно было слышать его смех, видеть его таким расслабленным и шаловливым как мальчишка.
— Слушай, ты как бермудский треугольник!
— Почему? — удивилась она.
— Знаешь сколько времени? Четыре утра! С тобой время куда-то просто пропадает, прям как в бермудском треугольнике! Так что, у нас сейчас будет очень ранний завтрак? — снова рассмеявшись такой глупости, сказал он.
Где-то внутри, в груди, там где душа, было так тепло и спокойно от этих милых и банальных глупостей, от того что он рядом, что не надо никуда спешить, от того что вот здесь и сейчас нет проблем, островок тепла и счастья!
— А тем не менее все равно продолжает хотеться, — улыбнулась она.
— Вспомнить бы что у меня в холодильнике валяется кроме повесившейся мыши… — задумчиво протянул он, вставая с кровати и натягивая трусы-боксерки.
— А для меня у тебя не найдется какого-нибудь халата? — с завистью глядя на свободные боксерки.
— А надо? — с восхищением глядя на ее обнаженное тело.
— Вот все вы мужчины такие, как раздеть женщину — это вас хлебом не корми, а как одеть — начинаются проблемы!
— Ну вот, начинаются сразу обобщения… — шутливо захныкал он. — Сейчас чего-нибудь тебе подыщем. Халатов нет, предупреждаю сразу! Могу предложить рубашку или футболку, ты в них все равно утонешь.
— Давай рубашку, если не жалко.
— А что должно быть жалко? После тебя останутся только лохмотья, не пригодные к носке?
Она показала ему язык.
— Осторожней, барышня, — строго выговорил он ей. — Не надо провоцировать полуголого мужчину.
— Ну я думаю, после того, как он… — тут она призадумалась, подсчитывая. — три раза доказал, что он мужчина, уже не страшно, — отмахнулась она, переворачиваясь на живот в ожидании обещанной рубашки.
— Ой, не зарекайтесь! — плотоядно усмехнулся он, выходя из спальни.
Они как нашкодившие школьники пробрались в темную кухню и не включая свет, добрались до холодильника. Две головы одновременно заглянули в засветившееся нутро.
— О! Да у тебя тут еды на пол-Китая, — обрадовано-удивленно прошептала она, поворачивая к нему широко раскрытые глаза. Тут же получив поцелуй в нос, счастливо заулыбалась, и пихнула его в плечо, он ни сдвинулся ни на миллиметр.
— Ну хоть бы немножко поддался, — обиженно надула губки она.
И тут же его лицо пропало из освещенного пространства холодильника, а когда глаза немного привыкли к полумраку, она обнаружила его корчащимся на полу:
— Ааа…ааа…, - притворно стонал он, держась за плечо.
— А вот и неправда! — победно воскликнула Надежда, наклоняясь к нему, а потом и вовсе усаживаясь сверху, от чего стоны тут же прекратились:
— Опять провоцируете? — просто уточнить спросил он.
— Я? — притворно удивилась она, картинно приложив руку к груди, но почувствовав его твердость внутренней поверхностью бедра, вспыхнула от снова накатившей жаркой волны.
Он мигом почувствовал ее возбуждение, оно витало в воздухе, в момент накалившемся до предела, оно было в том, как она судорожно сглотнула, в том, как податливо шевельнулись ее бедра. Он упивался тем, что мог в момент воспламенить ее как спичку.
— Барышня, вы решите, пожалуйста: мы едим? Или мы не едим? — хрипло выговорил он, уже лаская широкими ладонями ее бедра, заставляя их приподняться, чтобы он смог освободить ту часть себя, которая так рвалась в ее жаркую влажную глубину.
— Н-да, поесть как-то не получается, — все еще часто дыша, выдавил он со смехом, упираясь лбом в ее ключицу. К этому моменту она уже лежала под ним, как-то даже на одной ягодице, обнимая его ногами. Все-таки Камасутра не отражает всех возможных положений тел, подумала она. Ну как описать переплетение их тел! Да и нужно ли описывать?! Где именно находится его правая рука или ее левая нога, когда ты вообще не можешь разобрать где чьи руки-ноги, все становится общим, одним телом на двоих, как и душа… в эти мгновенья она становится единой, поэтому и говорят про единение душ. Вот как сейчас, лежа на полу кухни под холодильником, не в силах разобрать руки-ноги, не в силах пошевелиться от охватившей тело истомы… не в силах разъединиться!
— Даааа, — протянула она, нарушая тишину. — Ходить завтра отменяется, сомневаюсь, что ноги вообще смогут сойтись вместе, — и счастливо захохотала.
— Ну лежи весь день в теплой постельке, кто тебе не дает?!
Он аккуратно перевернул их, уложив ее сверху на себя, нежно поцеловав в щеку и прошептав:
— Замерзла…
Она бы этого даже не заметила, поэтому помедлила с ответом, прислушиваясь к себе, с трудом возвращая, как будто стягивая из разных уголков вселенной, ощущение собственного тела, и только спустя минуту начала ощущать, как на самом деле заледенела ягодица.