Серая нить. Книга первая.

Через пять тинок меня оставили в покое. Последние события так меня вымотали, что внутри не было ни страха, ни паники, лишь одна пустота и равнодушие к происходящему. Предоставленный сам себе, я стал осматриваться по сторонам и только сейчас заметил, что мою участь разделили ещё с десяток человек из моей команды.

Тем временем народу на площади становилось все больше. Я помню, что тогда удивился, как много этих чумазых дикарей могло поместиться в таких крохотных на вид мазанках.

Женщины детвора, старики, мужчины прыгали и радовались вернувшимся с добычей охотникам. Горлопанили все, даже младенцы, отрываясь от груди матерей. Отдельной группой стояли воины, но и они, через какое-то время, поддавшись всеобщему настроению, начали постукивать копьями об плетеные щиты.

Вдруг все стихло. В наступившей тишине раздался звук. Вначале показалось, что это плачет ребенок, но внезапно плачь, оборвался, а на смену ему раздался смех, смех безумного человека. Но и он оборвался, так же внезапно, как и начался. И тут я понял, кто-то умело подражал пустынной собаке. В подтверждении моих слов воины племени подняли головы и, завыли, спустя мгновение этот вой подхватили остальные. Вскоре собравшиеся стали напоминать не людей, а стаю жаждущих крови шакалов.

Под всеобщее завывание из самой большой хижины, вышел невысокий, худощавый мужчина. Из одежды на нем было лишь пару шкур песчаных собак. Вместо головы у вышедшего был череп с оскаленной пастью. В тот момент мне казалось, что передо мной не человек, а существо из сказаний, слышимых мною в разных местах за время скитаний.

Набедренная повязка состояла из костей и черепов. Порыв ветра заставил кости ударялись друг об друга, рождая на свет звук, от которого становилось не по себе.

Вождь поднял руку, и вой прекратился. Он несколько мгновений осматривал собравшихся, затем обратился к своим соплеменникам. Несколько щелкающих фраз и толпа в едином порыве выдохнула ОМЗО, на нашем языке это означает жертва. Первый шаг, вождь дикарей сделал под удар большого барабана.

Я заметил, что все обряды туземцы проводили под звуки барабанов или других инструментов.

Вождь подошел к привязанным людям и, что-то бормоча себе под нос, обнюхал каждого из распятых на столбах. После чего, он зажег пучок травы и стал окуривать тела. Спустя пять тинок, вождь отбросил в сторону, дымящейся пучок, принялся делать на лбах метки, окуная палец в сосуд, висевший у него на поясе.

Это продолжалось тэй, может больше, в конце дикарь, выкрикнул что-то на своем языке, и указал на троих матросов. Двое воинов масках бросились к жертвам, отобранным правителем, быстро сняли их со столбов.

Пока одни воины снимали молодых моряков, другие разводили огонь в очаге, который находился прямо в центре площади. Когда огонь развели, воины в масках вынесли на площадь клеть страной конструкции. Она была почти плоской. Туда уложили, снятого со столба, матроса, тот едва там уместился. Совсем молодой моряк испугано озирался по сторонам. Он еще не понимал, к чему все эти приготовления и позволил дикарям сделать своё дело. Но как только его понесли к костру, юноша заорал, надрывая горло. Его черные волосы в миг стали белыми. Юноша, пытаясь освободиться, бился в клети, даже пытался перегрызть твердые, как железо, деревянные прутья. Огромный воин сел сверху и надежно удерживал обреченного. Дикарь, что стоял у изголовья поймал момент и воткнул деревянную скобу в отверстие на клети, лишая, бьющегося в истерике моряка, возможности вертеть головой. Затем он зажал нос юноше, и когда тот открыл рот, дабы не задохнуться, мигом вставил в него трубку. Тут же к ним подбежал худой мальчуган, держа в руках кожаный бурдюк. Пацан, бросил бурдюк у ног воина и резво бросился назад. Дикарь подобрал бурдюк, вытащил пробку из горловины, приладил на её место свободный конец, торчащий изо рта трубки, стал, неспеша вливать содержимое кожаного мешка в рот жертвы. Юноша с каждым глотком зелья становился все тише и тише, а вскоре и вовсе затих. Когда же трубку вытащили, на его лице блуждала идиотская улыбка.

Позже я узнал, в состав зелья входил сок Онаны, ядовитого кустарника, что рос вокруг горы Жальмажи. В малых дозах сок вызывал видения и лишал человека воли. Кто попробовал его хоть раз, потом стремился вкусить его еще. Те, кто не знал меры, был обречен блуждать в своих грезах до конца жизни. Сок Онаны, по мнению туземцев, имел ещё одно ценное свойство – вместе с другими травами он придавал мясу особый вкус, делая его мягче и ароматнее.