Серая нить. Книга первая.

Дикари все больше впадали в безумие. Они образовали круг и, подчиняясь ритму, что задавали барабаны, выкрикивали одни и те же фразы, отдаваясь полностью ритму танца. Их не сдерживали никакие рамки, только буйство стихий и необузданная дикость природы, жажда жизни и радость от гибели врага. Барабаны звучали все громче, и уже походили на раскаты грома перед дождем. Режущие слух, слова чужого языка, перестали быть таковыми, чудным образом превратились в мелодию, что переплелась с движением дикарей. Все, безумный танец, звуки барабанов, вой ликующий толпы и даже мольба о пощаде жертвы, становилась единым целым. И подчинившись этому целому, смуглые потные тела устремились на встречу друг друга. Ноздри мужчин раздувались, втягивая запах самок, их плоть вздыбилась, крича о своем желании. Глаза женщин сверкали, их движения стали грациозней и плавней, они то полностью открывали укромные места, выставляя на обозрение, готовые к соитию, женские прелести, то уходили в сторону, как бы насмехаясь над прямолинейностью самцов. Но это лишь больше распаляло мужчин, и вскоре всех двигающихся в танце накрыла волна дикой необузданной животной страсти.

Более отталкивающего, и одновременно завораживающего зрелища я раннее не встречал. Десятки совокупляющихся тел, их сладострастные вздохи, искаженные похотью лица не могли не затронуть мое естество. Часть животной страсти, что бушевала передо мной, будто влилась в меня. В тот момент я готов был на все, лишь бы получить в свои объятия одну из тех темнокожих бестий, что сейчас извивались под энергично двигавшими бедрами мужчин.

Дабы справиться с наваждением я перевел свой взгляд на то место, где заканчивались приготовления к пиршеству людоедов. Накачав зельем обреченного, дикари в масках водрузили распятого моряка на рогатины, вкопанные с обеих сторон очага. В воздухе запахло сначала сгоревшим волосом, затем паленой кожей и вскорости над площадью раздался вопль. Никакое зелье не могло притупить боль, когда языки пламени стали обхватывать тело, подвешенное над костром, поджаривая его плоть. Двое в масках, будто не слышали крики несчастного. Они медленно проворачивали его над огнем, словно это тушка поросенка, заботясь лишь об одном, чтобы блюдо не подгорело.

Вопли обреченного превратились в булькающие звуки. Казалась, кровь закипала у него в нутрии. Его глаза вылезли из орбит. Они уже не могли не о чем просить, только выплескивали на нас чудовищную боль, что терзала человека.

Наши головы были привязаны, и не было возможность отвернуть её. Взгляд невольно упирался в то место, где разворачивалось это жуткое действие. Многие из нас теряли сознание, не в силах выдержать увиденного. Тогда местная детвора тыкали нам в нос палки, к концу которых был привязан камень с таким резким запахом, что невольно придёшь в себя. Развлекаясь таким способом, маленькие дикари внимательно следили, чтобы мы не закрывали глаза. Они каждый раз хлестали по ногам прутьями ядовитого кустарника с шипами на концах, если у кто-то были опущены веки. Жарившийся на костре дернулся в последний раз и замер.

Дикарь, который медленно крутил вертел заметил это. Он быстро подошел, вытащил кривой кинжал и нанес удар, рассекая кожу на животе. Ещё пару быстрых движений и на большое блюдо из панциря огромной черепахи вывалились внутренности. Опустошив живот, он стал набивать образовавшуюся пустоту какой-то травой и фруктами, затем дикарь соединил разрезанную кожу, закрепил её длиной тонкой иглой из кости.

Дымящиеся кишки воин поставил на камень. Детвора, будто ждала этого момента. Она бросила издеваться над пленниками, кинулась к блюду. Такого мое сознание выдержать не могло и, спасая меня от безумия, отключилось.

Когда меня привели в чувства, оргия туземцев закончилась. Вождь поднялся на обломок скалы, что возвышалась возле его дома, и поднял руки к небу. Он стал быстро говорить, иногда сильно затягивая при этом окончание фразы. Речь становилась все быстрее, а местный правитель даже не переводил дыхание. Ему не хватало воздуха, а он все бубнил и бубнил. Даже когда вождь упал на колени, хрипя, он не замолкал, словно от этого зависела его жизнь.

Последние слова вождь буквально выдавливал из себя. Он стал глотать воздух, а затем свернулся калачиком, спрятался под шкурами. Время шло, а вождь не подавал признаков жизни. Прошло пол тэя прежде, чем раздался выворачивавший душу вой. Лежавший под шкурами правитель зашевелился и стал подыматься. Через несколько мгновений он стоял на скале, но это был уже не человек, а огромный шакал. Снова раздался вой, и животное посмотрело на собравшихся в низу людей. В глазах его сверкал огонь.