Серапионовы братья

- Знаешь что? - сказала Христлиба. - Ведь он играет совсем плохо; послушай, как звук струн неприятно раздается в лесу; только и слышно: клинг - клинг, тинг - тинг! - даже птички как-то насмешливо выглядывают из кустов, точно смеются над глупеньким музыкантом, который вздумал играть тогда, когда они поют.

Феликс начал вертеть пружину и затем воскликнул:

- Правда, правда! Он играет прескверно; мне даже становится стыдно перед чижиком, который посматривает на нас вон из того куста. Но он будет играть лучше! Обещаю тебе, будет! - и Феликс до того сильно закрутил пружину, что вдруг раздалось "крак - крак!", и ящик, на котором стоял музыкант, разломался на тысячу кусков.

- Ай, ай! Бедный музыкантик! - закричала Христлиба.

Феликс же, повертев несколько минут в руках сломанную им игрушку, сказал:

- Э! Что об нем жалеть! Это был дурачок, который умел только бренчать да кривляться, как и наш братец в красных штанах! - при этом, взяв музыканта за ноги, он швырнул его далеко в кусты.

- Егерь лучше, - прибавил он, - тот, по крайней мере, умеет попасть в цель, - и говоря так, он заставил его стрелять много раз кряду; затем остановился на минуту и сказал, подумав: - Однако это довольно глупо, что он стреляет только в цель. Папа говорил, что настоящий охотник никогда на этом не остановится. Он должен стрелять в лесу оленей, коз, зайцев и притом на бегу. Долой его цель! - и Феликс одним ударом сломал доску, в которую стрелял егерь.

- Ну-ка, ну-ка! - закричал он. - Попробуй убить мне кого-нибудь теперь.

Но сколько ни дергал он за шнурок, егерь стоял с неподвижно опущенными руками; ружье не хотело ни подниматься, ни стрелять.

- Ага! - закричал Феликс. - Ты в цель умеешь стрелять только в комнате, а не в лесу, как следует хорошему охотнику. Этак, пожалуй, ты испугаешься первой собаки и убежишь от нее со своим ружьем, как недотепа братец убежал от Султана со своей саблей. Так убирайся же прочь! Мне тебя не надо! - и егерь полетел в кусты вслед за музыкантом.

- Давай теперь побегаем, Христлиба, - сказал он сестре.

- Ах да, да, - радостно воскликнула та, - и моя куколка побежит с нами. Вот будет весело!

Дети схватили куклу за обе руки и что было духу побежали с нею через пни и кусты, пока не добежали до большого, поросшего высоким камышом пруда, находившегося еще во владениях господина Таддеуса Бракеля и на котором он иногда стрелял диких уток. Тут дети остановились, и Феликс сказал:

- Погоди немного, я попробую подстрелить моим ружьем в тростнике утку, как папа.

В эту минуту Христлиба, взглянув на свою куклу, с испугом вскрикнула:

- Боже, моя куколка! Что с нею сделалось?

Куколка действительно была в очень жалком виде. Оба во время бега не заметили, что колючие кусты, на которые они не обращали никакого внимания, разорвали ей все платье в клочки; обе ножки оказались сломанными, а хорошенького воскового личика почти нельзя было узнать: до того оно было избито и исцарапано.

- Ах, моя куколка! Моя куколка! - громко заплакала Христлиба.

- Видишь, - сказал Феликс, - какую дрянь надарили нам эти приезжие. Кукла твоя - недотрога, которая не умеет ни бегать, ни играть без того, чтобы не испортить себя всю. Давай ее мне!

Христлиба подала куклу брату, а тот, прежде чем она успела ахнуть, забросил ее далеко в пруд.

- Ты не жалей об этой глупышке, - прибавил он сестре, - дай мне только убить утку и тогда я подарю тебе все замечательные перышки, которые растут у нее на крыльях.

В тот же миг вдруг что-то зашевелилось в тростнике; Феликс мигом вскинул свое ружье, но тотчас же его опустил и сказал:

- Какой же я смешной! Ведь чтобы стрелять, нужны порох и пули, а где мне их взять. Да если бы они у меня и были, то разве можно зарядить порохом деревянное ружье! На что же годна такая безделица? А нож! И он деревянный: им нельзя ни резать, ни колоть. Сабля глупого братца, верно, такая же, потому он и испугался Султана. Вижу, что весь этот подаренный хлам не годен ни на что.

Сказав все это, Феликс побросал в пруд и ружье, и нож и, наконец, сам патронташ.

Христлиба продолжала плакать и жалеть о своей загубленной куколке, а потому и Феликс был не совсем весел. Придя домой, он на вопрос матери, куда делись их новые игрушки, чистосердечно рассказал обо всем, что случилось с музыкантом, егерем, куклой, ружьем и всем прочим. Госпожа Бракель очень рассердилась и назвала их плохими детьми, которые не умеют обращаться с хорошими, дорогими игрушками. Господин Таддеус Бракель, напротив, с заметным удовольствием выслушал рассказ Феликса и сказал жене:

- Оставь детей, пусть делают что хотят. Я, наоборот, очень рад, что они сумели отделаться от вещей, которые их и связывали и мешали им.

Но, однако, ни дети, ни сама госпожа Бракель не поняли тогда, что хотел выразить этими словами их отец.

НЕИЗВЕСТНОЕ ДИТЯ

На другой день, рано утром, Феликс и Христлиба опять убежали в лес. Госпожа Бракель велела им вернуться пораньше, так как теперь следует больше сидеть дома и заниматься чтением и письмом, чтобы хорошенько приготовиться к встрече учителя, которого обещал прислать знатный дядюшка.