Этот фактор очень противоречив, и в своем маргинальном варианте мог бы послужить «доказательством» (а при необходимости и алиби) тезиса, что в Сербии демократия не приживется, так как эти народ и территория исторически и «генетически» обречены на вечное возвращение к истокам, то есть к вариациям архаичных общественных структур и авторитарного политического порядка. Хотя у такого рода представлений было достаточное количество апологетов, особенно в 1990-е гг.[164]
, все же они представляют собой импульсивное теоретическое выражение политической предвзятости, неприемлемое как в своем эпистемологическом («метафизический» и ad hoc характер не подвергаемых проверке обобщений), так и в эмпирическом (трудности объяснения несомненно модернизационных процессов в сербском обществе за последние два века, которые надо либо фактически опровергнуть, либо свести к минимуму) и концептуальном аспекте (сильные структурно-детерминистские импликации, несовместимые с индивидуалистическими предпосылками теории действия М. Вебера и здравыми интуициями). Несмотря на то, что исторические и политические деятели не вполне независимы в своих поступках и решениях, во всяком случае не настолько, как это предполагается в статье Д. Павловича, а также в других подобных работах, сфокусированных на личности и деятельности Слободана Милошевича, все же они не являются безвольными марионетками на нитях структурных, культурно-исторических и (или) экономических детерминатив. Иными словами, хотя мы, разумеется, живем не в безвоздушном пространстве по-сартровски понимаемой свободы или в мире, где всем правит «воля и представление» актера, все же предположение, что отдельные личности в определенных обстоятельствах и в определенной мере наделены способностью к преодолению своих психологических, социальных, культурных и экономических детерминатив, является важным элементом нашей человеческой сущности, а также нашей ответственности. Поэтому ссылки на факты из далекого и недавнего прошлого, на некоторые традиционные константы сербской политической жизни следует воспринимать исключительно как потенциальные трудности и реальные препятствия демократическому преобразованию общества, но ни в коем случае не как оправдание неудачи или отказа от этого начинания.Прежде всего стоит отметить, что славная сербская «октябрьская» «либеральная» (контр)революция не была «бархатной» и мирной. То, что октябрьские события, вопреки многим прогнозам, не переросли во всеобщую резню и гражданскую войну, можно объяснить по-разному, начиная с 1) массовой и общенациональной природы протеста; затем, 2) благодаря хорошей организации и координации мятежа против Милошевича с акцентом на «менеджмент» ДОС, а также европейско-американскую политическую и финансовую поддержку; 3) рассудительности, нерешительности и (или) коррумпированности внутри правящего режима; и заканчивая 4) заметным отрывом от реальности и психической усталостью самого Милошевича; 5) неудачным выбором кадров, разладом, растерянностью и подавленностью в рядах его окружения (не стоит подробно останавливаться на этом, однако, по нашему мнению, каждый из вышеперечисленных факторов сыграл свою роль в развитии драматических событий осенью 2000 г.). Между тем бескровность и ненасильственность суть не одно и то же, остается фактом, что смена власти в Сербии произошла не мирным путем, хотя, может быть, никогда еще мы не были так близки к этому. Конечно, события 5 октября можно рассматривать как доказательство известного прогресса[165]
, однако это лишь усиливает сожаление о пропущенном историческом шансе.