Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества

«Он был блестящим стратегом и тактиком, как говорилось в армии — проюгославской ориентации. Девиз армии под его началом — нейтрализовать все конфликты, все споры и недоразумения, чтобы и хорватские, и сербские жители, бежавшие из своих деревень, вернулись домой собирать урожай и приводить в порядок своё хозяйство. Впервые я с ним встретился в августе 1991 г. Он был очень серьёзен, очень профессионален, и на всех нас произвёл впечатление офицера, который знает, чего хочет, который прибыл сюда без каких-либо предрассудков, с намерением сохранить мир в этой области! А хорваты в средствах массовой информации, и особенно на телевидении, заявляли, что он прибыл помочь сербской стороне. Впрочем, у него были проблемы и с сербами. Их такая позиция Младича не устраивала, так как у сербов во главе с Мартичем была цель захватить некоторые территории, занятые только что созданной хорватской армией. С этим Младич, пока там были части ЮНА, не мог согласиться. Тогда около пятнадцати военных групп находились на передовых позициях в направлении Приморья. Это не ЮНА устанавливала границы — где чья территория, просто армия тут находилась и нейтрализовывала любые возможные конфликты. Были установлены, но Младич их убирал. В отделении полиции в Шибенике был убит серб, вернувшийся домой из Швейцарии. Его должны были похоронить в родном селе у подножья Динары, а дорога к Дрнишу и Киево была забаррикадирована брёвнами и поваленными тополями. Младич поставил условие хорватам разобрать за 24 часа все баррикады и заграждения. Те не удосужились. На следующий день в 16 часов Младич разбил баррикады, армия прошла через Киево, где он захватил 54 солдата Национальной гвардии (СНГ), и продолжила движение по направлению к Перучскому водохранилищу и Врлике. Среди тех 54 солдат был и Раде Миркович, защитник футбольного клуба «Хайдук», которого Младич узнал. На вопрос, что он тут делает, Миркович признался, что он был насильно мобилизован. На следующий день Младич всех этих солдат (среди них был и Раде Миркович, позднее убитый своими же) обменял на сербских пленных. В тот день, когда мы возвращались в Киево, какие-то сербы пришли и подожгли все село. А оно было только что восстановлено, отстроено довольно много новых домов. Там жило совсем немного сербов. Сожгли трактора, принадлежащие хорватским жителям, привязали животных и сожгли. Это очень рассердило Младича, и мы пошли искать Мартича — начальника полицейских частей Книна. Когда его нашли, Младич сказал: «Слушай, ты, Милан Мартич, если твои ещё раз такое сделают, я все орудия направлю на книнскую крепость и разнесу её! Такими действиями вы только наносите ущерб репутации югославской армии, потому что завтра весь мир и хорватская пресса напишут, что это сделала ЮНА».

Потом нам потребовалось много времени и сил, чтобы помирить его, Мартича и Бабича, потому что они его реакцию приняли в штыки.

Однажды, через два-три дня после этого события, Младич продолжил действия в направлении Перучского водохранилища и Врлики, где находилось заведение для умственно-отсталых детей. Там было найдено около пяти тонн оружия и боеприпасов. Дети были внутри с пациентами и врачами, а в непосредственной близости от этого учреждения располагался католический монастырь и в нём был найден укомплектованный полевой госпиталь. На месте происшествия мы обнаружили много крови, а это значило, что хорватские солдаты из СНГ были ранены и тут им оказывалась помощь. Все это Младич забрал в Книн.

Он участвовал во многих контактах нашей комиссии с хорватской и сербской сторонами и от всего сердца старался помирить людей, восстановить человеческие отношения и вернуть былое доверие. Помню один разговор в Бирски-Мостинах. Это была смешанная сербско-хорватская деревня. Здесь мы шесть часов вели переговоры с одной и с другой стороной и сумели вернуть хорватов в покинутую ими деревню. Встретили их совершенно для нас удивительно: радовались от души, стали обниматься и целоваться, тут были школьные друзья, свояки, зятья, шурины — здесь имели место смешанные браки и всё такое. И барашка зарезали, зажарили, и начали пиво пить.

Но когда начались переговоры, сразу дошло до ссоры из-за вопроса — кто первый начал. Тогда нам удалось каким-то образом всё устроить и завершить эти разговоры. Они при нас договорились, что все вернутся в деревню, соберут урожай и там останутся. Однако Туджман утром по телевидению объявил, что этот договор он не признаёт, то же самое сделал и Милан Бабич. Вот так и не дошло дело до реализации многострадального договора. В то время урожай на полях уже ждал уборки, домашний скот оставался, а сёла пустовали. Позднее в село невозможно было войти из-за зловония павших животных — всё это были серьёзные убытки.