Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества

Генерал Младич им только сказал: «Помилуйте, люди, что вы делаете! Вы можете воевать, вы жизнь прожили, у вас есть опыт, но не посылайте детей на войну, на погибель!» Отец того парня поблагодарил Младича, конечно, это вызвало симпатию у хорватов, но в прессе никакого отклика эта история не нашла из-за той информационной блокады, в которой он находился.

Во всяком случае, Ратко Младич, как офицер, как ведущий стратег в книнском регионе, действовал действительно позитивно. Естественно, это не устраивало хорватских политиков. Да и политическое руководство Белграда, по моему впечатлению, не особо ему симпатизировало.

Все они ждали, что ЮНА превратится в защитницу исключительно сербских интересов. Младич этого не допустил. Я утверждаю, что он тогда оставался про-югославски настроенным и не имел никакого намерения участвовать в каких-либо конфликтах! Даже вопроса такого не было! В этом, я думаю, проявилась его большая мудрость.

Была у него небольшая квартирка возле Дома ЮНА, но он ею никогда не пользовался, спа» в комнате командного пункта, потому что хотел постоянно находиться там, где есть радиоприёмники, чтобы быть в курсе всего происходящего на местности. У армии было 15–20 таких пунктов: вниз, к Сплиту, Задару и Шибенику, и наверх — к Госпичу, и все они должны были обеспечиваться продовольствием и оружием. Он всё это контролировал. Не допускал, чтобы чего-то не хватало, всё должно было быть у всех, он любил знать всё, что происходит, и что все в безопасности.

К семье был действительно очень привязан, заботился о ней. Особенно был доволен, когда Анна поступила на медицинский. Это его очень порадовало. Её смерть тяжело переживал, но, будучи военным, не подавал вида, всё держал в себе. Анна была исключительно цельным человеком и очень сильно к нему привязана. Как, впрочем, и сын Дарко и жена Боса.

У него были свои понятия о дружбе и общении. Например, когда мы были в Книне, часто пытались пригласить его на обед или ужин. Он приглашений никогда не принимал. Только один раз мы пошли в ресторан, но всё это время он был неспокоен. Считал, что так он теряет время. Сразу хотел вернуться, чтобы быть или в канцелярии, или на местности.

Ежедневно работал по 12–15 часов, проводя 70 % этого времени на местности, так как главным его желанием было, чтобы всё успокоилось и не дошло до конфликта. Поскольку я вернулся в Белград, то два-три раза говорил с ним по телефону. Он сказал мне: «Всё пошло прахом! Всё пошло к чёрту! Зачем мы боролись, трудились, если не добились, чего хотели?»

Он действительно хотел избежать конфликта, чтобы предотвратить развал Югославии! В душе он был на редкость порядочным человеком. У него на первом месте были общие, народные интересы, а уже потом личные. Я уверен, что ни в Книне, црт в Республике Сербской он не собирался делать карьеру и не для того он туда приехал».

Мы должны открыть врата победе!

Из одного фронтового Рабочего дневника 1991 г.

П.Ч. боевой майор, позже полковник АСиЧ,[44] геодезист, до войны преподавал топографию в Военной академии. Родился в Пожеге (в Сербии). Когда для сербского народа настали тяжелые времена, по собственному желанию был направлен в Книн в сентябре 1991 г. Начиналась война.

У него осталась бесценная записная книжка, на обложке которой дописано: «ВОЙНА 91/92».

Он не хочет, чтобы его имя упоминалось, но хочет, чтобы стала известна правда о Ратко Младиче, которого он искренне уважает. Поэтому наши разговоры о генерале длились часами.

«В Книне я вскоре попал в подчинение Ратко Младича — сначала полковника, а вскоре и генерала». В дневнике под датой 31 декабря 1991 г. имеется запись: «Новый командующий генерал-майор Ратко Младич». (Днём ранее он записал: «Появление беспилотных летательных аппаратов!»)

7 января пишет: «Я веду протокол командующего». Отсюда и военный дневник.

Как почти каждый солдат, по собственному желанию участвовавший в войне под командованием Ратко Младича, он о Генерале говорит только с восхищением.

Ратко Младич мог не только удивить своих ближайших соратников, но и привести в замешательство и заставить подчиниться закоренелых врагов, а колеблющихся умел подвести к желаемому решению.

Неудивительно, что своим офицерам Младич то в шутку, то с серьёзным укором говорил: «Они, чужие, лучше меня слушаются, чем вы, мои!»

При желании мог полушутливо закончить обсуждение заявлением: «Когда я стану одним сапогом в Любляне, а другим — в Триесте, Европа вздрогнет!»

Ему нельзя было возражать, но он не был мстительным, если попадал в ситуацию, в которой даже капитан мог послать его к чёрту. Мой собеседник помнит множество примеров, но один — особенно яркий, когда генерал Младич появился в самый разгар в центре сложной и рискованной операции, которой руководил капитан Печанац. Появился неожиданно и в самый неподходящий момент налетел на самого Печанаца, в изумлении заоравшего: «А ты-то здесь откуда! Какого… ты здесь делаешь?!» Младич мгновенно оценил ситуацию и со смехом удалился.