За работой ей вспомнилась когда-то прочитанная в статье история Марии Приймаченко и ее сына Федора. Нездоровая, всю жизнь хромая на одну ногу, эта деревенская женщина, видимо, получила свой дар в компенсацию врожденного недуга. Но сельская община словно опасалась ее, будто видела Мария людей насквозь. Она рисовала свой вымышленный мир и даже учила сельских ребятишек рисовать, да и сын Федор в работе с утра до ночи, безотказный помощник любому, но – «не такие» они были. И приехал однажды к ним в деревню российский журналист, фотограф, и влюбился в них обоих и в их картины. Решил, что просто необходимо все это показать людям, вынести на широкую публику, поделиться с миром. И вот развесили они картины матери и сына на широко распахнутых воротах, украсили ими двор по периметру и даже на телегу прицепили несколько. И стали ждать, когда приедет автобус из Иванкова, на котором односельчане возвращались из района.
Приехал. И потопали по улице люди. А журналист с Федором приглашали их: «Заходите! Посмотрите!» Нет. Не идут. Не до того им. «Заходите!» – «Да мы это видели…» – и идут мимо двора дальше…
Так никто и не зашел, и вот уже протопал последний, не оглядываясь.
«Вот так… – вздохнул Федор. – Хорошо, мама из дома не вышла…»
И сжалось у Яны горло от этих воспоминаний, и вытерла она слезы, так же, как в детстве, когда читала книгу о Катерине Белокур, которая всю жизнь, даже в войну, рисовала цветы… Вот такие женщины. Ни личного счастья, ни понимания, а признание пришло где-то на самом краешке жизни, а уж потом-потом оказалось, что произведения их бесценны, и зарубежные художники и знатоки перед ними снимали шляпы… Так и с грузинским художником произошло, с Нико Пиросмани, – был бедным, бездомным, словно юродивый, а оказалось – гений…
Яна еще раз вздохнула и поморгала, чтобы лучше видеть бусинки, которые послушно укладывались каждая на свое место. Она прожила всю жизнь в Киеве, не очень представляла себе деревенский быт и нюансы отношений между соседями, но судьбы тех сельских художниц задевали ее за живое.
«А с чего это на меня вдруг накатили эти мысли? – встрепенулась Яна, откручивая назад ниточку своих размышлений. – А, да! Шурочкины броши! Славные, правда, славные. Но оценит ли их Антонинина гламурная подруга из салона? Ой, хоть бы женщине улыбнулась удача! Она заслужила!»
У Яны и мысли не было и самой проситься в тот салон, хотя многое умела делать руками. Но, во-первых, не так уж хорошо шила, а во-вторых (или это было «во-первых»?), меньше всего хотела она каких-то благодеяний со стороны Антонины…
Ее мысли снова изменили курс и закружились вокруг чужой семейной истории, в которую она вошла без спросу и теперь пыталась усилием воли выйти из нее, хотя уже не могла не думать об Антонине, а особенно об Игоре, который хоть и недолюбленный, но все равно – чужой муж…
40
Неожиданный стук в дверь заставил Яну вздрогнуть, и в правом боку сразу отдалось болью.
– Можно к вам? – На пороге стояла дежурная нянечка.
– Да, заходите, – пригласила ее Яна. – Вы кого-то ищете? Может, Александру? Так ее еще нет.
– Нет, про Александру я в курсе. Она здесь уже не ночует.
– Как это? – от неожиданности округлила глаза Яна.
– Да вот так, как вернулась из дома, больше не ночевала.
– Но… Как же? А ее хоть кто-то видел с тех пор? – заволновалась Яна.
– Да, конечно. Она вечером приходит, моет, как и раньше, но не остается.
– Странно! – пробормотала Яна, чувствуя, что что-то пропустила, пока болела, хоть быстро ее выписали.
Домой из больницы она поехала на такси, воспользоваться предложением Антонины не посмела, а тем более – предложением Игоря. Первой она вежливо пояснила, что заберут ее друзья, а второму ничего не ответила, просто перестала реагировать на звонки.
– Так вы ко мне? – удивилась Яна.
– К вам. – Женщина присела на стул и уставилась в пол. – Здесь у нас трудно хранить секреты, и я знаю, что к вам ходят люди… поговорить. В основном женщины. И что им помогает… – Посетительница бросила недоверчивый взгляд на Яну.
– Да, приходят, кто считает, что ему это нужно, – не стала отпираться Яна.
– Я небогата деньгами. Но, я думаю, может… может, вы бы мне что-то посоветовали…
– Не в деньгах дело, я цену не назначаю, – пожала плечами Яна. – Что-то случилось?
И нянечка заговорила. Рассказала и о двух детях-дошкольниках, и о тесной квартире, где живут с мужем и свекровью, и о том, что достается ей от свекрови – давит морально, а от мужа – порой и физически, и страшно что-то менять, но и жить так уже невмоготу. И перед соседями стыдно, и терпит его выходки молча, чтобы не срамиться, и детей жалко, потому что такое видят, и себя жалко. Так что хоть в петлю лезь…
– И что, он всегда был такой? – спросила Яна.
– Сначала нет. Ведь у него уже была жена, она от него сбежала, теперь я понимаю, почему. Так он еще некоторое время держался, когда привел меня в свой дом. А потом пошли проблемы на работе, и понеслось – там терпит, а тут срывается. И знаете… никто не поверит, что он таким бывает, – на людях приветливый, веселый. А дома будто бес в него вселяется.
– А к матери он как?