Сердца, искажённые болью

— Неужели это и правда становится заметным? — Она вновь перевела грустный взгляд на собравшихся у костра, а если быть точнее, на Костю. В её глазах тлел огонь печали, словно отражение сгорающих чувств, которые она так пыталась подавить. Она стеснялась показать свои чувства, боясь откровенности и уязвимости перед ним, а смешение любви и тоски, даже по одному лишь его взгляду, делало её сердце тяжелым, словно камень, утягивая вниз в пучину одиночества.

* * *

Рина

На следующий день, после посиделки у костра, я вернулась в свою комнату. Поговорив с, почти уже моим личным, хамелеоном, не казавшимся мне теперь настолько опасным и устрашающим, я пошла к Ютте. Иногда, я помогала ей с завалами трав в лечебнице или же просто приходила навестить и попить чай с вкусной выпечкой, которую она готовила своими руками. Мы с ней очень сдружились за это время, и именно она была моим проводником в мир местных жителей и их быт.

Мы сидели с ней в комнатушке, наполненной запахом свежесваренного чая, и наслаждались моментом покоя после дней, проведенных среди приключений и волнений. Она рассказывала о подвижном малыше в её животе и о том, как сильно недавно ей захотелось картошки, которая, к слову, была на острове в сильном дефиците.

Мы много смеялись, общались и успели даже поплакать, когда я невзначай спросила об отце ребенка. Ютта не стала рассказывать мне подробностей, сказала лишь, что он погиб, а как и когда говорить не стала. Да и я уже была не рада, что спросила, увидев её слезы и боль от незажившей раны на душе.

Спустя ещё какое-то время я попрощалась с ней и хотела уже направиться обратно в свою комнату, но вдруг, через окно, в далеке заметила Асту. Она выглядела довольно взволнованно, быстрые уверенные шаги говорили о плохом настроении и готовности рвать и метать. Каждый раз, когда я видела её в таком состоянии, это не заканчивалось ничем хорошим.

Интерес взял верх, я поспешила выйти из дома лекарки и последовала за главой. Кое-как мне всё же удалось её догнать, но что-то мне подсказывало, что ей лучше меня не видеть, поэтому приблизившись, я следила за ней прячась за многочисленные повороты подземных ходов дома главы. Я предполагала, что что-то подобное может иметься в такой постройке, но сейчас, находясь здесь, мне становилось по-настоящему жутко.

Зайти с ней за тяжелую массивную дверь, я конечно же не смогла, поэтому решила притаиться рядом и попробовать что-либо услышать. Но всё было четно. Как бы я ни прижималась к двери и каменным стенам, я не слышала ни малейшего звука. И вот, когда я успела позлиться на толстые двери, на себя за такую глупую идею и в общем на жизнь, я услышала скрип открывающейся двери. Не знаю откуда у меня открылись такие способности, но я сама не заметила, как оказалась в каком-то темном углу одного из проходов противоположных тому, с которого сюда пришла Аста и разумеется я.

После того, как звук удаляющихся каблуков Асты был и вовсе не слышен, я решила действовать. На носочках, прислушиваясь к каждому шороху я прошла до той самой двери. Почесав затылок с мыслью о том, что Аста явно не оставила бы эту дверь не замкнутой, я уставилась на её ручку. Времени не было, Аста могла вернуться в любой момент, и с мыслью о том, что даже если я дерну ручку и она окажется закрытой, сигнализации, способной выдать мое присутствие, тут всё равно быть не может. Поэтому я собрала всё своё мужество в кулак, сконцентрировалась на простенькой металлической дверной ручке, сжала ягодицы, ну это так, на всякий случай, зажмурила глаза и… резко повернула её…

Щелчок… Я, не веря своим ушам открываю глаза и застыв в той же позе с вытянутой рукой смотрю на ручку. Приложив не много усилий, я потянула её на себя и послышался скрип… Чёрт возьми, дверь отварилась! Она и не была заперта. Как так? Неужели Аста забыла её закрыть? А может она и не запирается? Я всё ещё не верила своим глазам, но всё же решила заглянуть в комнату, скрывающуюся за ней. Уж очень мне было интересно, что же такого находилось за на столько тяжёлой дверью.

Открыв её полностью и подняв глаза, я застыла. От шока я забыла, как дышать, моргать, а тело парализовал ужас. Прямо предо мной на цепях, прикреплённых к потолку, висел человек… измазанный кровью, грязный, мокрый, не понятно, то ли от воды, которую на него выливали, то ли от крови вперемешку с потом.

Верх был полностью исполосован продолговатыми ранами, как я позже поняла от плетей, висящих на стене. Темные волосы прилипали к лицу от густой красной жидкости, стекающей, где-то с макушки, по опущенной на грудь голове. Когда же, видимо услышав звук открывающейся двери, его голова медленно, не уверенно поднялась, я едва ли не закричала…

— Воды… — хрипящим, не разборчивым голосом произнес тот — Прошу… воды… — и голова вновь обессилено повисла, словно шарнирная кукла с расшатанным механизмом.