Сердца Крепости

И вывезти бы её из крепости подальше, чтобы разорвать связь, чтобы не тянула земля чуждая графине силы из неё – да некому. Сам Петрим слаб, а больше никого – сиротинушка – горько плакал старик.

Во дворе замка послышалась ругань крестьян. Отблески факелов расцветили тьму ночи, гул голосов ворвался в крепость.

Петрим перекрестился и пошёл смотреть, кого принесла нелёгкая.

Двор полнился людьми. Пешие и конные – занимали место солдаты. Ругался Клим, закованный и связанный. Рядом потрясал вилами Яким – и того повалили. Испуганно заголосили жёны бунтовщиков, где-то залаяла собака.

Александр осматривал двор, чуть привстав в стременах. Люди огибали его коня на почтительном расстоянии, никто не осмеливался подойти к нему. Черный лоснящийся гигант – около двух метров в холке – отпугивал всех любопытных. Не конь – зверь, уважительно говорили в гарнизоне, тоже десятой дорогой обходя княжеского Раймонда.

Конь всхрапнул, нетерпеливо переступил пудовыми копытами.

– Ну-ну, тише Ромка, тише… – Андрей Червинский смеялся до слёз, услышав домашнюю кличку победителя всех соревнований по конкуру, а Александр лишь улыбался, лохматя длинную гриву скакуна. – Лучше тоже смотри в оба…

Александр принял решение совместить поиски Ксении с заданием отца, раз уж так сложилось, что очаг мятежа – одна из крепостей с сердцем.

Вихрем промчался он с полком по северному региону, успокаивая бунтовщиков и отправляя смутьянов под суд в столицу.

Крестьяне, не ожидавшие войска, сдавались под натиском. Володковский мог собой гордиться – подавление мятежа прошло без лишних жертв, виновные ожидали суда. Оставалось лишь разобраться с Маретинской крепостью, да дождаться управляющего – отставного генерала из знакомых отца, человека справедливого и преданного короне.

Крепость оказалась старой и обветшалой. Пыльные коридоры, тусклые стёкла окон. А самое главное – лёгкий отпечаток безжизненности, свидетельствующий о том, что у этой крепости больше нет сердца.

– Что же случилось с тобой, хранитель? Где же тебя искать…

Александр зашёл в часовню, высушенные доски заскрипели под тяжёлыми сапогами. Холодный северный ветер шевелил распахнутые ставни, отовсюду веяло запустением. Иконостас оказался на удивление чистым, будто кто-то заботливо стряхнул пыль и протёр иконы.

С древних святынь на Володковского укоризненно смотрели Боги. Ищи, князь, ищи хранителя крепости, пока не стало поздно.

На улице начинало светать. Шум умолк, только всхлипывал посреди двора маленький ребёнок.

– Ты чей, малой? – подошёл к мальчику Алёшка, молодой солдат из полка Александра.

– Еремеевский сын, Илька, – хныкал малыш.

– Где батька-то твой?

– На конюшне… А там люди, чужие – заревел пуще прежнего мальчонка.

– Ну, не реви, не реви. Пошли-ка, не бойся. Найдём папку твоего. – С этими словами Алёшка подхватил Ильку на руки и потащил к конюшням, откуда и вправду слышались голоса.

Александр улыбнулся и кивнул своим мыслям. Хорошие у него ребята в полку, новички – и те молодцы.

Так и не сомкнув глаз, он расспрашивал смутьян про то, как они решились на бунт, чего им не хватало.

Сердцем крепости оказалась Ксения. Бунтовщики притихли, заслышав, что сами милость богов отвергли – лишились духа-защитника.

– Повторяю вопрос. Где она?! – Александр уже терял терпение. Второй час никто не мог сказать ничего путного про то, куда делась графская дочка.

Володковский вышел во двор и столкнулся со старичком, маленьким, сухоньким дедушкой, подслеповато щурившимся на тусклое северное солнце.

– Отец, ты тоже не знаешь, куда Ксения Алябьева делась? Графская дочка?

Старичок окинул взглядом молодого человека, подбоченился.

– Ваше благородие, а Вы, кто будете?

– Князь Володковский, – Александр нахмурился, – скажи, отец, где сердце крепости?

– Володковский… – Дядька Петрим пытался припомнить, где же он слышал эту фамилию… Недавно слышал.

А уж не про него ли Ксения Васильна говорила? Не с ним ли на балу плясала душенька-графинечка?

– Плохо ей, Ваша светлость, ох, плохо как. Дар-то теряет девица, а крепость не пускает её. Кровь всю выпивает, живьем сжирает недуг.

– Что?! Веди!

Петрим, здраво рассудив, что хуже уже не будет, отвёл князя в свой флигелёк. Там, полусидя в кровати, бредила графиня Алябьева.

– Ксения! – Александр кинулся к девушке, соображая, чем он может помочь.

– Кнесь? – Голос девушки был слаб, как дуновение ветерка. Графиня похудела, одни лишь огромные серые глаза выделялись на осунувшемся бледном, как лист бумаги лице. По виску стекала капля испарины, руки Ксении дрожали.

– Это я, графинюшка. Дай руку!

Взяв девушку за руку, Александр попробовал влить в неё хоть каплю тех искр, что сидели под кожей, сжигая кровь.

Рука Алябьевой была холодная как лёд.

«Я сгораю от силы сердца, а она замерзает без неё. Должно получиться!» – Александр зажмурился, сжимая руки девушки, и молился всем Богам сразу, чтобы получилось передать хоть кроху пламени, бушевавшего в его грудной клетке.