Марк заерзал на стуле. Чтобы не выдать волнения перед девочкой, (он был на год старше), он стал рассматривать стену. Два бра освещали жёлтые c песочным рисунком обои. Под потолком попискивал и мигал алым огоньком прибор дающий тепло. Наконец, не оборачиваясь, высокий дядька заговорил.
– Это случилось без малого семьдесят лет назад, когда почти все люди на земле заболели необычной болезнью. Эпидемия началась с диктора радиостанции. Его фамилия не имеет значения. В силу обстоятельств, денежной, положим, нужды – он много работал, и работал совершенно на износ. Четырежды в неделю вел ночное шоу, будучи там одновременно и редактором, и режиссером, и тэдэ, и тэпэ.
Рассказчик развернулся, сел на подоконник и, вытянув длиннющие ноги в узких брюках, скрестил на паркете парадные туфли.
– Четыре часа подряд, с двух пополуночи до шести утра, диктор принимал звонки слушателей, беседовал с ними, по просьбе дозвонившихся ставил в эфир музыку – и все один. В офисе с ним дежурили ночью только инженер и охранник. И вот где-то после года работы в таком режиме, (плюс воздействие всевозможных ядовитых напитков), ближе к утру очередной бессонной вахты, он обнаружил, что стал слышать в своей голове мысли другого человека.
Поначалу он не испугался. Чтобы довести программу до конца, он принял еще коньяка, по дороге домой, в такси, увеличил дозу еще и, придя домой, сразу заснул. Проснулся только к семи вечера. Была зима. И было уже темно, когда он проснулся. Не зажигая свет, он сидел на кровати у себя в квартирке и пытался разобраться в ощущениях – к привычному похмелью добавилось что-то еще, но только он не мог понять, что именно. С этого момента несчастный и стал невольно прислушиваться и регистрировать возникающие в сознании чужие фразы.
Как утверждали медики, данный психический процесс – «прислушивания» – и явился отправной точкой для распространения по планете доселе неизвестного науке экстерорецепцивного вируса и последующей катастрофы.
Такова была первая фраза, которую он запомнил, еще не записывая. Запомнил он её, потому что она заходила ему в голову несколько раз и звучала, по его словам, «ритмично». Он уверял, что её можно было напевать на мотив «Валенки, да валенки». Вероятнее всего, утверждал он позже,
Утром, еле отработав следующую вахту, допустив немыслимое даже для ночного эфира количество оговорок, наш диктор поехал на прием к психиатру. Откуда-то он знал, что шизофреники тоже слышат голоса, и это знание страшно его пугало. Он надеялся и молил Всевышнего, чтобы в его случае это оказалось какой-нибудь странной «белой горячкой» – приступом алкогольных галлюцинаций, хотя отдавал себе отчет, что на спасительный диагноз рассчитывать не стоит – пил он все-таки не очень сильно и до беспамятства еще ни разу не напивался. А последней его надеждой была химия – а именно, возможный галлюциногенный эффект от смешивания энергетических напитков, спиртного и таблеток от головной боли, вкупе с хроническим недосыпом.
Профессор, к которому он попал на прием, был готов разделить эту точку зрения, диагностировав к тому же гипервозбудимость на фоне переутомления. Впрочем, на всякий случай он предложил посетителю пройти полное неврологическое обследование и к своему удивлению немедленно получил согласие. Для верности он напомнил, что это мероприятие платное и отнюдь недешевое, но пациент в панике попросил немедля уложить его в стационар.
И все стало потихоньку проясняться.