Сердца не покоряют силой

Эртан благосклонно кивал, радостно благодарил, рассыпался в похвалах проницательному уму благодетеля… и где-то промеж своих восторгов выразил мысль, что, конечно, А-Ларресы с радостью выстроят необходимые для такого дела постройки, но вот средств их рода на прокорм отдыхающих рудокопов никак не хватит.

Рейн досадливо морщился и пытался поторговаться, упирая на тот факт, что именно А-Ларресы содержат на своих территориях житницы, именно они производят восемьдесят процентов всех марианских хлебов, и А-Лерси, с их чахлыми виноградниками и недокормленными горными козами…

Эртан выразительно сокрушался и с цифрами в руках доказывал, что после выделения средств на питание рудокопов А-Ларресы по миру пойдут, а он лично так и вообще останется без штанов.

После получасовых дебатов соглашение было достигнуто. А-Ларресы обязались выстроить соответствующие санатории на своей территории и принять в них мурийцев, а А-Лерси соглашались на свои средства закупать у А-Ларресов хлеб и другие продукты для отдыхающих.

Элпи предусмотрительно выскользнула из кабинета ещё в начале переговоров, почуяв, откуда ветер дует, и испугавшись, что и её припрягут к благородному, но ужасно невыгодному делу.

Рэми осталась, но наблюдала за происходящим с большим удивлением. Зайдя перед обедом с Эртаном в их комнату (ему нужно было занести какие-то документы, относящиеся к новоиспечённому проекту), она досадливо воскликнула:

– Почему ты позволяешь ему так себя вести с тобой?

Эртан удивлённо моргнул и переспросил:

– Как – так?

Он, вообще-то, рассчитывал урвать поцелуй, а тут какие-то невнятные претензии.

Посмотрев на него с недоверием и сердитостью, Рэми расшифровала своё недоумение:

– Ты – ралэс! А он вёл себя так, будто ты проштрафившийся управляющий какой-то!

Уразумев причину её недовольства, он искренне рассмеялся, а потом принялся объяснять:

– Смотри, Рэми. Рейн у нас гордец без меры. Ему мой титул – как кость поперёк горла, а уж необходимость признавать моё главенство… да он скорее собственную саблю проглотит, чем обратится ко мне с просьбой. Поэтому, – объяснил своё поведение он, – я предпочитаю дать ему возможность отыгрывать вот такие ситуации. Это сохраняет его гордость, даёт ему иллюзию контроля над ситуацией и гарантирует, что в случае серьёзных проблем он всё-таки попытается решить дело со мной – пусть и в такой манере – нежели будет скрывать, тянуть и откладывать, пока что-нибудь не взорвётся всерьёз.

Тут уж пришёл черёд Рэми хлопать ресницами и удивляться. Стратегия Эртана казалась, на первый взгляд, мудрой и рабочей, но ум прирождённой принцессы быстро нашёл в ней изъяны.

– Но ведь так, – горячо отметила она, – он подумает, что из тебя можно верёвки вить!

– Пусть попробует! – насмешливо фыркнул Эртан. – В самом деле, Рэми, не держи меня за дурака. Рейн может сколько угодно играть в свои игры там, где я ему это позволяю, но он никогда не продавит меня там, где вопрос принципиален.

Сегодняшние переговоры, и впрямь, подтверждали это отчасти хвастливое утверждение: Эртан дал А-Лерси ровно столько, сколько считал возможным дать, и ни на йоту больше, как тот ни изгалялся.

Выглядя озадаченной, Рэми принялась анализировать ситуацию. Этот момент казался крайне перспективным для того, чтобы перейти к поцелуям, но Эртан не успел. Рэми вдруг сложила два и два и сделала парадоксальные выводы: делая вид, что уступает Рейну и признаёт его главенство, Эртан повернул его предложение к своей выгоде и добился своего, при этом выглядя уступившим. Примерив эту модель к их межличностным отношениям, Рэми сделала вывод, что и её провели по той же схеме.

Резко побледнев, она воскликнула:

– Ну ты и мерзавец!

Не ожидавший такого перехода на личности Эртан аж поперхнулся.

– Прости? – осторожно переспросил он, пытаясь понять, чем ей так не угодили его комбинации вокруг санаториев.

– Ты! – обличающе ткнула в него пальцем Рэми. – Ты тут вчера разыграл этот вид брошенного котёнка, чтобы я тебя пожалела и подумала, что это было моим решением!

Ещё на сравнении с брошенным котёнком Эртан заразительно рассмеялся, что вызвало у неё новую порцию негодования, и к концу тирады в него полетело первое, что подвернулось ей под руку: дорожная сумка. Сквозь приступ смеха он умудрился отбить этот снаряд.

– Мерзавец! – продолжала разоряться Рэми, пытаясь найти что-то ещё, но нащупала только стул.

Пока она пыталась справиться со столь тяжёлым предметом, который упорно не желал метаться, Эртан выставил руки перед собой и, с трудом справившись с весёлостью, выдал:

– Рэми, ради Бога, ты только никому не рассказывай про этого брошенного котёнка! Что обо мне люди подумают, если узнают, что моя жена спит со мной только из жалости? – снова согнулся от смеха он, получив таки криво брошенным стулом по ноге.

– Ты!… ты!… ты! – красная от гнева и стыда Рэми слов не находила, как и других снарядов. Оставался разве что кинжал, но даже в этой крайней степени негодования она не дошла до той черты, когда ей казалось бы оправданным метать в людей холодное оружие.