Сердце

Но этот огонь был ужасен, — град свинцовых пуль полосовал стены и крошил черепицу, а внутри дома разбивал потолки, мебель, оконные рамы и створки дверей, так что по комнатам летали щепки, тучи известки и осколки посуды и стекол.

Пули свистели, отскакивали и всё ломали с треском, от которого, казалось, мог лопнуть череп. Время от времени какой-нибудь солдат, стрелявший из окна, падал на пол, и его оттаскивали в сторону. Некоторые бродили по комнатам, шатаясь, зажимая раны руками. В кухне уже лежал один убитый с простреленным лбом. А полукруг врагов всё суживался и суживался.

Вдруг увидели, как на лице капитана, до сих пор совершенно бесстрастном, появилось выражение тревоги; он большими шагами вышел из комнаты, в сопровождении сержанта. Через три минуту сержант прибежал обратно и позвал барабанщика, сделав ему знак идти за собой. Мальчик бегом поднялся вслед за ним по деревянной лестнице и оказался на пустом чердаке. Здесь, у слухового окна, стоял капитан и писал что-то карандашом на листке бумаги. У ног его, на полу, лежала веревка.

Капитан сложил записку и, посмотрев прямо в зрачки мальчика своими серыми и холодными глазами, отрывисто сказал:

— Барабанщик!

Барабанщик поднял руку к козырьку.

— Ты смелый?

Глаза мальчика засверкали:

— Да, синьор капитан.

— Видишь ли ты там, — сказал капитан, подводя его к окошечку, — на равнине, недалеко от домов Виллафранки[24] отблески штыков? Это наши. Они не двигаются. Возьми эту записку, спустись по веревке из окна, скатись по обрыву, беги через поля, доберись до наших и передай записку первому же офицеру, которого встретишь. Сними и брось здесь ремень и ранец.

Барабанщик снял ремень и ранец, спрятал записку в нагрудный карман. Сержант выбросил за окно веревку, а капитан помог мальчику вылезти из окошка.

— Слушай, — сказал он ему, — жизнь всего подразделения зависит от своего мужества и твоих ног.

— Будьте спокойны, синьор капитан, — ответил мальчик, уже вися на веревке.

— Пригибайся к земле, пока будешь бежать по склону, — прибавил капитан, помогая сержанту держать веревку.

— Не беспокойтесь, синьор капитан.

— Ну, с богом.

Через несколько мгновений маленький барабанщик был уже на земле; сержант поднял веревку и ушел, а капитан бросился к окошку и увидел, что мальчик несется вниз по склону.

Он уже стал надеяться, что барабанщику удастся пробежать незамеченным, как вдруг впереди и позади бегущего поднялись с земли пять-шесть облачков пыли; это значило, что австрийцы увидели мальчика и начали стрелять в него с вершины холма. Пули взрывали землю и поднимали эти облачка пыли, но мальчик продолжал бежать. Вдруг он упал.

— Убит! — воскликнул капитан, сжав кулаки.

Но не успел он произнести это слово, как увидел, что мальчик поднимается. «Ах, он только упал!» — сказал себе капитан и вздохнул свободнее. Действительно, маленький барабанщик побежал дальше, несясь во весь дух, но прихрамывая. «Он повредил себе ногу», — подумал капитан. Облачка пыли Снова стали подниматься с земли, но всё дальше и дальше от бегущего. Он был уже вне опасности. У капитана вырвался крик торжества, но он продолжал с волнением следить глазами за мальчиком, потому что тут было дорого каждое мгновенье: если записка не будет доставлена в ближайшие же минуты, то или все его солдаты падут смертью храбрых, или ему придется сдаться в плен вместе с ними. Мальчик некоторое время бежал во весь дух, потом, прихрамывая, замедлил шаги, потом снова побежал, но всё медленней и медленней, то и дело спотыкаясь.

«Его, должно быть, задела пуля», — подумал капитан. Он следил теперь за каждым движением мальчика и подбодрял его криками, как будто тот мог его услышать. Горящими глазами он измерял расстояние между бегущим барабанщиком и далеким блеском оружия, которое виднелось там, вдали, на равнине, среди позолоченных солнцем полей пшеницы. В то ж время он прислушивался к свисту и трескотне пуль внизу, комнатах, к гневным и повелительным крикам офицеров и сержантам, к громким стонам раненых, к стуку падающей мебели и обломков.

— Вперед! Смелее! — кричал он, следя глазами за бегущим вдали барабанщиком. — Скорее! Беги! Черт возьми, он остановился! Нет, побежал дальше.

Офицер, запыхавшись, поднялся на чердак и доложил, что враг, не прекращая огня, выбросил белый флаг, требуя, очевидно, переговоров о сдаче.

— Не отвечать им! — гаркнул капитан, не спуская глаз мальчика, который был уже на равнине, но не бежал, а с трудом тащился вперед.

— Да беги же, беги! — повторял капитан, стиснув зубы кулаки, — собери последние силы, умри, несчастный, но беги!

Вдруг он разразился проклятиями:

— А, негодяй, трус, он сел!

Действительно, мальчик, голова которого до тех пор возвышалась над пшеничным полем, вдруг пропал из виду, как будто упал. Но мгновение спустя голова его показалась снова. Наконец он добежал до кустарника и исчез из глаз.