Если, когда я вырасту, он будет еще жив и мы встретимся, я напомню ему эту его выходку, которая так меня тронула, и поцелую его в белую голову.
Прощание
Сегодня утром мы все в последний раз пришли в школу, чтобы узнать результаты экзаменов и получить справки о переходе в следующий класс.
Улица была полна родителей. Многие из них вошли в большую залу первого этажа, а некоторые проникли даже в классы и протиснулись к самому столику учителя. В нашем классе они заняли всё пространство между стеной и первыми партами.
Здесь были отец Гарроне, мать Деросси, кузнец Прекосси, отец Коретти, мать Нелли, зеленщица, отец Кирпичонка, отец Старди и многие другие, которых мы раньше не видели. Они переговаривались и вертелись во все стороны, так что можно было подумать, что находишься на городской площади.
Наконец вошел учитель и воцарилось глубокое молчание. В руках у него был список, и он сразу же начал читать:
— Абатуччи; переводится: шестьдесят семидесятых.[41]
— Аркини; переводится: пятьдесят пять семидесятых. Кирпичонка тоже перевели, и Кросси тоже. Потом учитель громко произнес:
— Деросси Эрнесто; переводится: семьдесят семидесятых и первая награда.
Находившиеся в классе родители, которые все его знали, закричали:
— Браво, браво, Деросси!
А он встряхнул белокурыми локонами, улыбнулся непринужденной и прекрасной улыбкой и посмотрел на свою мать, которая помахала ему рукой.
Гарроне, Гароффи, калабриец — все перешли в следующий класс.
Потом шли трое или четверо оставшихся на второй год, и один из них заплакал, потому что его отец, который стоял у входа, погрозил ему. Тогда учитель обернулся к нему и сказал:
— Нет, синьор, простите меня, ученик не всегда бывает виноват, часто ему что-нибудь мешает учиться, как и в данном случае. — Потом он продолжал читать:
— Нелли; переводится; шестьдесят две семидесятых.
При этом мать бедного мальчика махнула ему веером. Старди перешел с отметкой шестьдесят семь семидесятых, но, услышав такой прекрасный балл, он даже не улыбнулся и продолжал сидеть, подперев голову кулаками.
Последним по списку был Вотини, который явился нарядно разодетым и тщательно причесанным.
— Переводится.
Закончив чтение, учитель поднялся и сказал:
— Мальчики, сегодня мы в последний раз находимся здесь все вместе. Мы прожили с вами целый год, и мне кажется, что расстаемся хорошими друзьями? Мне грустно покидать вас мои милые дети… — Он остановился, потом продолжал: — Если иногда я и терял терпение, если несколько раз я, сам того не желая, был к кому-нибудь несправедлив или слишком строг, — простите меня.
— Нет, нет, — закричали родители и многие из учеников, — нет, вам не в чем извиняться, синьор учитель!
— Простите меня, если так, — повторил он, — и вспоминайте обо мне с любовью. В будущем году вы окажетесь уже не в моем классе, но мы будем видеться, и вы все останетесь моими друзьями. До свиданья, мальчики!
После этих слов он подошел к нам, и мы бросились обнимать его и пожимать ему руку.
Пятьдесят голосов хором закричали:
— До свиданья, синьор учитель!
— Спасибо, синьор учитель!
— Будьте здоровы!
— Не забывайте нас!
Когда он вышел, то казался очень взволнованным.
Тут мы все в беспорядке побежали из класса. Из других классов тоже выходили мальчики, и всё смешалось; громко звучали голоса учеников и родителей, которые прощались с учителями и учительницами и раскланивались друг с другом.
Четыре или пять малышей обнимали учительницу с красным пером, и не меньше двадцати толпились вокруг нее, так что она совсем задыхалась.
С учительницы, которая похожа на монахиню, малыши чуть не сорвали шляпу, а в петлицы платья и в карманы засунули ей не меньше, дюжины букетиков. Многие поздравляли Робетти, который как раз в этот день пришел первый раз без костылей. Со всех сторон слышалось:
— До следующего года!
— До двадцатого октября!
— До свиданья!
Мы также попрощались со всеми. В эту минуту забыты были все минувшие неприятности. Вотини, который всегда так завидовал Деросси, первый бросился к нему, и они обнялись. Я попрощался с Кирпичонком и поцеловал его, а он в последний раз состроил мне «заячью мордочку». Я распрощался также с Прекосси и с Гароффи, который объявил мне, что я выиграл на его последней лотерее, и передал мне маленькое майоликовое пресс-папье, отбитое с одного края. Я попрощался и со всеми остальными.
Приятно было видеть, как Нелли уцепился за Гарроне, так что прямо нельзя было оторвать его. Все столпились вокруг Гарроне:
«Прощай, Гарроне, прощай, до свиданья», — и теребили его, обнимали, говорили ему ласковые слова. А его отец смотрел на него и улыбался.
Гарроне был последним, с кем я попрощался, Я обнял его уже на улице, спрятал лицо у него на груди и заплакал, а он поцеловал меня в голову.
Потом я побежал к моему отцу и маме.
— Со всеми ли своими товарищами ты попрощался? — спросил меня отец.
Я отвечал, что со всеми.
— Если ты обидел кого-нибудь из них, пойди и попроси, чтобы он простил тебя и забыл про этот случай. Таких нет?
— Нет, — отвечал я.