Сердце Абриса

   На моем свадебном обряде не было теветских народных песнопений, воззваний к Светлым духам, знакомых с детства молитв и корзинок с розовыми лепестками. Воздух не трещал от переизбытка Истинного света, в окна не светило яркое солнце. Ритуал проходил ночью, а в святилище вообще не было окон. Мы с Кайденом держались за руки над обрядной чашей, наполненной черной водой. От поверхности отражался свет, исходящий от горящих темных рун, и, презрев любые законы природы, к нашим пальцам поднимались черные струйки.

   Слепой настоятель храма, видевший больше, чем зрячие, тихо бормотал слова заговоров на неизвестном мне древнем языке, на котором «неизбежность» называли «лера». И с каждым его словом темная магия в воздухе становилась гуще, а руны на стенах сверкали ярче. И от магического таинства, пряных запахов, окружавших нас, кружилась голова.

   Неожиданно вода в чаше завертелась и, образовала воронку, оголила медное дно.

   — Древние должны знать, почему ты хочешь взять эту женщину, — обратился молельщик к Кайдену.

   — Потому что я умру без нее, — он посмотрел мне в лицо, — и умру за нее.

   — А ты, женщина из Тевета, почему хочешь связать Истинный свет с темным магом?

   Вопрос прозвучал, а я не могла найти правильных слов. Время шло. Вода под нашими руками заворачивалась, волновалась.

   — Потому что я соединю миры ради наших будущих детей, — вымолвила я.

   На наши сцепленные руки легла шершавая холодная ладонь обрядника.

   — Да будет так.

   Помощник поднес кинжал. Словно зрячий, настоятель безошибочно взял в руки обоюдоострый длинный клинок с простой костяной ручкой и произнес:

   — Принести жертву.

   Сначала кинжал передали Кайдену. Думала, что он должен порезать себя, но нет — он протянул руку ко мне. Я открыла чистую ладонь, на которой не было руны. Наточенная кромка ужалила кожу. Из тонкого аккуратного пореза выступила кровь, и несколько капель, стремительно скатившись до кончиков пальцев, сорвались в обрядную чашу.

   — Твоя очередь, — произнес Кайден, передавая мне кинжал.

   Сказать было проще, чем сделать. Я принципиально не могла его ранить, подставила нож, но никак не получалось перебороть оторопь. Причинить боль ему, оказалось куда страшнее, чем перетерпеть боль, доставленную им.

   — Не бойся. — Он мягко улыбнулся и сжал лезвие в кулаке. Я почувствовала, как меняюсь в лице, осознав, с какой силой вгрызся кинжал в его ладонь. Кайден принес кровавую жертву древним богам, и воронка в ритуальной чашке утихла.

   — Отныне вы муж и жена, — провозгласил Настоятель. Только вот поцеловаться, как было принято в Тевете, новобрачным не предложил.

   Неожиданно спину обожгло, словно кто-то ткнул в лопатку раскаленным клеймом. Боль была ежесекундной, но такой резкой и сильной, что перед глазами запрыгали звездочки. Странно, как я умудрилась устоять на ногах. Поморщившись, Кайден сжал и разжал кулак, тряхнул кистью, а когда раскрыл ладонь, то я увидела у него сверкающую руну «знание» — первый темный символ, которым меня наградили в параллельном мире.

   Мы разделили все: кровь, жертву, магию, судьбу. И темные руны тоже.

Для ночевки нам выделили холодную комнату в монастырской пристройке. Горел камин, но тепло словно уходило в дымоход. Никакого спасенья. На полу возле кровати, размером чуть пошире койки послушника, лежали домотканые коврики. Я сидела на твердой постели, куталась до подбородка в лоскутное одеяло и следила за тем, как раздетый до пояса Кайден умывался в медном тазу ледяной водой. Он словно не замечал холода, тогда как я после скромного купания дрожала, точно осенний лист. Вытащила из-под одеяла побелевшую руку, посмотрела на ладонь. Порез после ритуального ножа затянулся, едва в храме погасла магия.

   Я стала госпожой Вудс.

   Наверняка от закрепленного магически мезальянса припадок случился даже у темных богов, что уж говорить о писаре. Когда бедняга, разбуженный среди ночи, вносил запись в толстую монастырскую книгу, то у него так сильно дрожали руки, что сломалось чернильное перо. Второе он испортил, пока ковырял выписку на свитке. Теперь доказательство, что мы с Кайденом законные супруги, свернутое трубочкой и спрятанное в деревянный узкий тубус с руной «принятие», символом святой обители, лежало у меня в сумочке.

   Кайден дернул со спинки стула холстину и быстро вытерся. Глядя на него, мужчину, вызывавшего в душе восторг, не верилось, что теперь мы женаты.

   — Замерзла?

   — Не замерзла, — отозвалась я, — а окоченела. Почему в Абрисе всегда так холодно?

   На его лице расцвела лукавая улыбка.

   — Мне известен отличный способ, чтобы согреться.

   — Я обожаю твой способ, но мы в мужском монастыре.

   — Не думаю, что мы будем первыми, кто в этой комнате предастся семейному разврату, — пошутил Кайден.

   Расстегнул брюки, сложил и повесил на стул, выказывая удивительно педантичность. Возможно, он таким и был — аккуратистом, просто замечать столь важные в быту мелочи не хватало времени. Я или страдала от любви по нему, или от его нелюбви ко мне.

   — А если на нас смотрят темные боги? — предположила я.

   — Боги ночью спят, — убежденно сорвал он.

   — И во дворе все время кто-то ходит.