Сердце Аксара, или Измена по-королевски (СИ)

Можно, конечно, прямо сейчас заявиться к Дедрику и сказать прямо, что я подозреваю Фэда в том, что он обманывал Рейна, но у меня нет ни одной толковой улики, кроме видений. Да и те зависят от контекста. Мало ли, почему Фэд мог целовать Софию: это могла быть игра, спор, просто дурачество, даже иллюзия. На меня могла тогда воздействовать Кларисса-Виктория: она не сводила с меня глаз, и мой интерес к красивому стражу не мог остаться незамеченным.

— Ваше Высочество, одно ваше слово — и Уэнделлов задержат, — предложил советник. — Вам необязательно сразу же представлять доказательства их вины. Король в любом случае прислушается к вам.

— Да, король прислушается… В этом-то и беда, эгуи. Я могу ошибаться, идти по ложному следу…

Так и не найдя толкового решения, я отпустила Боярдо. Чем больше я думала обо всем этом, тем путанее становились мысли; мне казалось, я увязаю в болоте и некому протянуть руку, чтобы меня вытащить. Хотя с точки зрения логики и рациональности это были пустые бесполезные размышления. Мне следовало перестать думать об Уэнделлах, Софии, загадках этого треклятого королевства и самой готовиться к возвращению домой. Да, именно так и нужно поступить… но я не могу так.

«Если и покину Аксар, только со спокойным сердцем», — решила я.

Переход в мой мир должен был быть совершен Его Высочеством Рейном ровно в три часа дня. Я бывала уже в зеркальной галерее, самом энергетически сильном месте дворца, и, несмотря на то, что меня мутило от волнения, эффектную сцену перехода пропускать не желала.

Рейн был очень сосредоточен.

Новый Верховный смотритель королевства закончил последние приготовления и все зеркала в коридоре замерцали. Смотритель навел Посох на Рейна и в тот же момент зеркала вспыхнули ослепительно яркими цветами. Я зажмурилась и схватилась за руку рядом стоящего Криспина. Он зажмурился тоже.

— Переход совершен, — объявил Верховный смотритель.

— Прекрасно. Ждите, когда они явятся, — произнес Дедрик.

Я открыла глаза и увидела, что зеркальная галерея приняла первоначальный вид, а Рейн исчез. Те немногие придворные, которые присутствовали при чуде перехода, восторженно смотрели то друг на друга, то на зеркала. Однако впечатлительный Криспин ничуть не выглядел восторженным. Он все еще смотрел в то место, откуда перенесся Рейн.

— Путешествия в иные миры всегда очень непредсказуемы. Надеюсь, Рейн вернется в целости и сохранности, — серьезно проговорил он.

— Не волнуйся, дуракам везет, — утешила его я.

Я действительно не волновалась насчет того, вернется ли Рейн один, с Софией, и вернется ли вообще. Они вернутся оба, иначе быть не может. Тем более Рейн уже бывал моем мире, и нашел меня, используя зрение эгуи. Раз нашел меня, найдет и свою жену.

Меня грызли сомнения иного рода. Уэнделл так и не явился засвидетельствовать переход своего «друга», его сестры тоже не было видно, хотя она никогда не упускала случая выразить свое обожание Рейну. Почему они ведут себя так? Уэнделл не мог не заметить, что я отношусь к нему в последнее время с прохладцей. Подозревает, что я его подозреваю? С тех пор как я пришла в себя во дворце, он только раз явился повидать меня, и эта встреча была короткой.

Держа Криспина за руку, я высматривала Уэнделла, но безуспешно.

Оставив Верховного смотрителя дежурить в галерее, король, принц и я удалились в отдельные покои, те самые, в которых нет ни мебели, ни стен, и в которых живут только даймоны и церемониальная темень. Эти покои использовались для важных ритуалов; здесь нас с Рейном как-то неудачно пытались развести. Было доставлено новое ритуальное зеркало, без которого был бы невозможен ритуал обмена телами.

Для Дедрика дворец создал новый трон — четкой формы, тускло-черный, с отделкой из обсидианов и резных костей. Дедрик занял свое место на троне; на голове короля появилась Черная корона, а над ней, выше, показалась смутная тень птицы — ворона. Я пригляделась, и ворон склонил голову в приветствии.

Рейн и его жена должны были вернуться не более чем через час, и к их возвращению все было готово. Мы с Криспином заняли места рядом с троном короля, на возвышении, и свысока посматривали на постепенно появлявшихся придворных, желающих самолично убедиться в том, что будет происходить. Это были первые лица королевства, которым по праву рождения и статусу позволялось присутствовать на подобных ритуалах. Я не могла не отметить, как изменилось их поведение. При Рейне они открыто высказывали мнение, спорили, шумели, но при Дедрике лишь тихо и осторожно переговаривались, бросая при этом боязливые взгляды на короля, сидящего на костяном троне.

Дедрик, кстати, не прибегал к излюбленному приему Рейна и не становился невидим. Он вообще не склонен к театральным драматическим жестам. Пафос — это не про него. Даже на троне он сидел с усталым скучающим видом… почему все так его боятся? Неужели они не видят, что этот человек не жесток? Неужели не понимают, что он не станет тираном по той простой причине, что быть тираном неразумно, а до неразумных вещей он не опустится?