— Нет, эгуи Боярдо не в курсе дела… Ваше Величество, вы должны знать. Тело Рейна занимает его брат Дедрик.
— Я знаю.
— Разумеется, вы поняли, вы проницательны… — с готовностью кивнул Фэд, и я поняла, что не предупреждать меня о Дедрике он пришел, а с другой целью.
— Это все, о чем вы хотели меня предупредить?
— Я пришел не только для этого.
Фэд сделал несколько шагов и оказался у самого края кровати. На его лице я вновь увидела то выражение уверенности и спокойствия, которым он меня взбесил на черном острове.
— Вы возненавидели меня за то, что произошло на черном острове. Я почувствовал это; меня обожгла эта ваша ненависть.
Ах, вот оно что. Извиняться он пришел.
— Не переживайте, вовсе я вас не возненавидела, — устало и даже бесцветно сказала я. — На холодную голову я поняла, что вы все правильно сделали. Такие у вас инструкции, таков ваш долг.
— Вы думаете, я не отпустил вас, потому что мне так велел долг? О, нет, Ваше Величество. Я не отпустил вас, потому что не смог даже представить, что вы окажетесь где-то настолько далеко от меня. Я не отпустил вас, потому что люблю. Люблю вас.
Не знаю, то ли злосчастный стакан вина, который я недавно выпила, сыграл со мной злую шутку, то ли я сильно разволновалась, но мне стало дурно. Я поднесла руку ко рту, уверенная, что меня стошнит, но меня не стошнило.
— Любите? — уточнила я.
— Да.
— Глупость какая. Идите вон, если вам больше нечего сказать.
— Мне есть, что еще сказать. Я уверен, вы ко мне тоже неравнодушны.
— Это правда, я к вам неравнодушна. Но не в том смысле, в котором вам хотелось бы, наглый вы эгуи. Я на вас сильно зла, Уэнделл! И не за то, что вы мне сбежать не дали с черного острова, а на то, что нагло явились ко мне, уставшей, стали нести вздор и подставили перед королем. Если он сейчас придет… Повторяю — уходите! Мне ваши признания неинтересны.
— Интересно вам или нет, но я продолжу. Вам стало больно, когда мой хлыст вернул вас в Аксар. Вы на меня, как на предателя и изменника посмотрели, горячо, с уверенностью и даже торжеством проговорил страж, присаживаясь на край кровати. — Если бы я был для вам никем, то вы бы не посмотрели на меня так… Думаете, можете мне солгать? Я по вашим глазам все вижу. Вы то же чувствуете, что и я.
Уэнделл придвинулся и коснулся моего лица рукой, так нежно и благоговейно, что я не могла остаться к этому равнодушной. Да и, по правде говоря, как только он вошел, я уже была далеко не равнодушна…
— Знаете, почему я холост? — прошептал Фэд, приблизившись еще. — Не потому, что боюсь оставить жену вдовой, а потому, что не встречал еще женщины, которую хотел бы назвать своей женой. А вы…
— Не нужно приплетать меня. Вы типичный сердцеед, Уэнделл, так что не притворяйтесь, вы для брака не созданы. Вы — маленькое чудо для женщины, элемент сказки. Так, появитесь на пару волшебных ночей, и пропадете.
— Именно. Я давно в этой игре. Меня пытались покорить и равнодушием, и назойливой осадой, и невинностью приманивали, и распущенностью соблазняли. А вы ничего такого не делали, и все же я только о вас и думаю.
Его губы оказались совсем близко от моих, наше дыхание смешалось. Я вспомнила, как сладко целовал он меня в видении, как заразительно смеялся, и осознала, что еще одна-две секунды промедления — и я пропаду. Его глаза — это мягкая упоительная смерть. Ума смерть, амбиций и всего того, что умирает, когда влюбляешься и отдаешься этой влюбленности без остатка.
Я отстранилась от стража и отчеканила:
— Аксар для меня ловушка. Я никогда и ни с кем здесь не буду счастливой, уясните это, забудьте о своих надеждах и тем более не вздумайте мне больше брякнуть про любовь.
У Фэда стал такой вид, будто он не может поверить, что я отстранилась. Впрочем, эта растерянность быстро сменилась уверенностью. Он поменял положение, встал с кровати, развернул плечи и изрек:
— Раз так, почту долгом вернуть вас туда, где вы будете счастливы — в ваш родной мир.
— Вот как вернете, так о любви и поговорим, — сказала я.
— Будьте уверены — поговорим.
Уэнделл развернулся и вышел.
Признание Фэда меня не настолько удивило, чтобы я всю ночь промучилась в раздумьях. Как только страж ушел, я улеглась поудобнее и почти сразу заснула. Спала я долго, крепко, но меня мучили тревожные сновидения. В этих сновидениях присутствовал Рейн, несчастный; Дедрик, тоже несчастный; Криспин… несчастный. Я видела и смутные образы других Корбинианов, умерших — короля Кристиана, принца Альберта, и живых — например, упомянутую не раз Шарлотту. Все они были несчастны; приглядевшись, я увидела, что их соединяют некие нити и нити эти, впиваясь в Корбинианов, тянут из них жизненные силы… Я и сама ощутила укол, и увидела ниточку чар, соединяющую меня с этим династическим семейством. В ужасе попыталась оторвать эту нить, но у меня ничего не вышло — она то скользила в руках, то обжигала так, что невозможно было ее касаться. Еще одна ниточка вонзилась куда-то в мои плечи, и я, вскрикнув во сне, проснулась.
Дедрик смотрел на меня.
— Кошмар?
Я кивнула и, тяжело дыша, подняла руку, чтобы откинуть с лица прядь волос. Рука дрожала.