В конце октября наступило бабье лето, дни стояли тёплые и солнечные. Мы с Рэмом торговали на рынке турецким ширпотребом, и вот как-то раз от Светки прибежал мальчишка весь в соплях — курьер.
— Ты Валера?
— Ну я.
— Там ваш киоск… В общем, это…
Я всё понял. Мы попросили соседа приглядеть за товаром, а сами ринулись на Ломоносова, благо было недалеко. Уже издали бросился в глаза учинённый в киоске погром: стёкла были выбиты, дверь кособоко висела на одной петле. Раскисшая Светка сидела на табурете, хлюпала носом и размазывала тушь по щекам.
— Они…они… забрали всю выручку. Гады… Грозили поджечь и всё тебя допытывали: где, мол, когда придёт, но я сказала, что не знаю… — Светка сорвано заголосила:
— Ой мамоньки родные! Что на свете деется! Как жить-то!..
— Ладно, уймись! — прикрикнул Рэм. — Лучше расскажи, сколько их было, как выглядели, куда пошли…
Бандитов было пятеро. Светка запомнила одного, самого здорового, бритого, в клёпаной кожаной куртке.
Мы догнали их возле продуктового магазина. Двое стояли на улице, остальные, видимо, зашли внутрь. Один, длинный, сухопарый, бритый налысо, в чёрной куртке, совпадал со Светкиным описанием.
Рэм обогнал меня, подскочил к бритоголовому, и тот сразу оказался на земле. Его товарищ поднял шум, из магазина выскочила подмога.
Нам крепко досталось — больше, конечно, мне. Я даже побывал на земле, успевая перекатываться с боку на бок и прикрывать голову руками. Спас Рэм — отогнал коблу. Когда я тяжело поднялся, всё кругом замелькало и завертелось каруселью: руки, ноги, кулаки, глаза — словно фары несущегося по встречке автомобиля. Не знаешь, что произойдёт в следующую секунду. Рэму перепало тоже, но он ловко уворачивался, уходил, ныряя под удары, и его ни разу не сшибли с ног. Иначе нам был бы конец.
Кто-то из магазина вызвал милицию. Менты на этот раз сработали оперативно. Если бы они действовали так всегда, рэкет в нашем городе давно бы исчез.
Меня и Рэма скрутили, нацепили наручники и бросили в милицейский бобик. Как поступили с братвой, мы не видели. Тогда-то у меня впервые и закралось подозрение.
3
В милиции нас лишили брючных ремней, шнурков, часов (мои были разбиты) и заперли в камере, в которой уже сидел, вернее лежал, уткнувшись в стену, какой-то бомжеватый субъект — от него несло, как от помойной ямы.
Первым делом мы осмотрели друг друга. Ощупав грудь, я обнаружил, что, по крайней мере, два ребра у меня точно сломаны. Но больше всего огорчил выбитый зуб — нижний передний, вместо него торчал обломок. У Рэма в клочья разодрали куртку и рубашку, словно пропустив сквозь мясорубку, на затылке вырвали клок волос, но на лице не было ни синяка, ни ссадины. Вот что значит боксёр!
Через час меня начал колотить смех.
— Ты чего?
— Не пойму, какого лешего мы полезли в драку? Эти козлы нас отметелили, и нас же менты упаковали.
— Это ещё бабушка надвое сказала, кто кого отметелил, — пробурчал недовольно Рэм.
От досады меня так и распирало выкинуть что-нибудь, спокойно сидеть я не мог, поэтому закричал во всё горло:
— Прокурора!!! Я требую прокурора!!
Из-за двери, как из утробы, донеслось:
— А вот я приведу сейчас такого прокурора, что мало не покажется.
Бомж от крика шевельнулся, но остался лежать, и только сильней пахнуло густым смрадом.
— Валер! Кончай! — скривился Рэм, зажимая нос.
Какое-то время сидели молча. Потом Рэм встрепенулся:
— Который час?
Я пожал плечами и глянул в зарешёченное окошко, за которым синел гладкий лоскуток неба.
— Может, три, а может, и четыре часа.
— Всё, я пропал. В пять у меня свидание с Гелей.
* * *
Дальше в своём повествовании я буду опираться только на факты, установленные следствием, ничего не присочиняя. Мне важно самому разобраться в произошедшем, дойти, как говорится, до истины. Каждый раз, оглядываясь на прошлое, я вспоминаю подробности, которых не замечал, история переворачивается в мозгу, и мне кажется, что правду уже никто никогда не узнает.
Геля ждала Рэма в сквере, около памятника Пушкину, с пяти до половины шестого, когда мимо проехал Артур Гликман. Думаю, что проехал он не случайно. Надо отдать должное проныре, действовал он без нажима — умно, деликатно и хитро. Вероятно, боялся грубым наскоком испугать девушку, оттолкнуть, показаться не тем, кем старался выглядеть.
Из материалов уголовного дела следовало, что Геля села в его машину, не дождавшись Рэма. Гликман пригласил её в недавно открытый возле Южного парка собственный ресторан. Он уже давно звал её туда. Геля согласилась, хотя была не в настроении, прежде заехала домой переодеться. В ресторан они попали в половине седьмого или чуть позже.
В это время в районном отделе милиции, в кабинете капитана Григорьева, происходил следующий разговор:
— Товарищ капитан, я не понимаю, за что нас несколько часов продержали в камере? Мы ведь пострадавшие. На наш киоск напали какие-то отморозки, забрали всю выручку, учинили погром. Мы хотели только вернуть украденное, — говорил я с возмущением, но капитан, скользкий как угорь, вёл какую-то свою, непонятную игру.
— Так у вас бизнес? — обрадовался, словно совершил великое открытие.