Сердце ангела

Я проехал подземкой до 57-й улицы и сошел по лестнице, спускающейся к углу Карнеги-холла. По пути в Студию какой-то бродяга вытряхнул из меня десятицентовик. Кварталом ниже, на противоположной стороне Седьмой-авеню, перед «Парк Шератоном» расхаживала цепочка пикетчиков.

Вестибюль Карнеги-холла был маленьким и лишенным каких-либо украшений. Рядом со входом в Карнеги-таверну висел настенный указатель. Я поискал строчку «Круземарк М., Консультации по Астрологии» и нашел ее в списке напротив цифры 11.

Дверцы лифта открылись, и первым из них показался огромный дог, влекущий за собой грузную женщину в шубе. За ними вышел бородач с виолончелью. Я вошел и назвал номер этажа старику-лифтеру в своей плохо подогнанной униформе похожему на пенсионера-отставника, воевавшего в Балканской армии. Он с подозрением осмотрел мои ботинки, но промолчал. Затем закрыл металлические воротца, и мы начали подниматься.

Я проехал до одиннадцатого этажа без остановок. Коридор наверху был таким же широким и унылым, как и нижний вестибюль. В конце его раздавались рулады обладателя сопрано, исполняющего для «разогрева» гаммы.

Вот и контора М. Круземарк. Ее имя написано на двери золотыми буквами, а под ними — странный символ, похожий на букву «М» с перевернутой стрелой, напоминающей хвост. Я позвонил и подождал. За дверью послышался стук высоких каблуков, повернулся замок и дверь открылась ровно на длину предохранительной цепочки.

Из темноты на меня изучающе уставились зеленые кошачьи глаза. Затем послышалось вопросительное «да?»

— Я Гарри Энджел, звонил вам предварительно насчет приема..

— Ну конечно. Одну минутку. — Дверь закрылась и распахнулась вторично.

Вся в черном, она напоминала представительницу богемы на уик-энде в кофейне «виллиджа»: черная шерстяная юбка и свитер, черные чулки и черные, густые волосы, закрепленные в узел парой эбонитовых палочек, по величине смахивающих на китайские палочки для еды. Уолтер Ригли говорил, что ей лет тридцать шесть — тридцать семь, но без косметики она казалась намного старше. Груди ее едва обозначались под тяжелыми складками свитера. Единственным украшением служил золотой медальон на простой цепочке в виде перевернутой пятиконечной звезды.

«Поймай же мне звезду, что падает…» — эхом прозвучали у меня в голове начальные слова поэмы Данна[8], а перед глазами возникли руки доктора Альберта Фаулера; золотое кольцо, на котором была выгравирована пятиконечная звездочка. Но его уже не было на пальце доктора, когда я нашел его тело наверху, в спальне. Вот она — пропавшая частица мозаики.

Мне будто вставили клизму с ледяной водой. Вдоль позвоночника пробежал холодок и дыбом поднял волосы на затылке. Что случилось с кольцом доктора? Может оно было у него в кармане; я не обыскал его одежду. Но зачем он снял его перед тем, как выбить себе мозги? А если это был не он, то кто же?

Я почувствовал, как в меня впились лисьи глаза женщины.

— Кажется, вы мисс Круземарк, — заметил я, чтобы нарушить молчание.

— Да, — ответила она без улыбки.

— Я прочитал ваше имя на двери, но не понял значения символа.

— Это мой знак, — объяснила она, запирая за мной дверь. — Я «скорпион». — Она с минуту всматривалась в меня, словно мои глаза были замочными скважинами. — А вы?

— Я?

— Каков ваш знак?

— Вообще-то, я не знаю, — пробормотал я. — Астрология — не мой конек.

— Когда вы родились?

— Второго июня, 1920-го. — Я дал ей дату рождения Джонни Фейворита так, на пробу, и на мгновенье мне показалось, что в ее пристальном, холодном взгляде мелькнула далекая искорка.

— Близнец, — сказала она. — Любопытно. Когда-то я знала парня, родившегося в тот же самый день.

— Неужели? И кто он такой?

— Это неважно, — заметила она. — Это было давным-давно. Как невежливо с моей стороны держать вас здесь, в прихожей. Пожалуйста, входите и присаживайтесь.

Я последовал за ней из полутемного холла в просторную, с высоким потолком, жилую студию. Мебелью служила убогая коллекция ранних трофеев Армии спасения, оживленная пестрыми шотландскими покрывалами и многочисленными вышитыми подушечками. Смелая геометрия нескольких прекрасных туркестанских ковриков на полу лишь подчеркивала интерьер лавки подержанных вещей. До самого потолка громоздились всевозможные папоротники и пальмы. Зелень свешивалась из подвесных кашпо. В закрытых стеклянных террариумах исходили паром миниатюрные дождевые леса.

— Прекрасная комната, — заметил я, подавая ей пальто, которое она уложила на спинку кушетки.

— Да, она прекрасна, ведь так? Я счастлива здесь. — Вдруг ее перебил резкий свисток издалека. — Не хотите чаю? Я как раз поставила чайник перед вашим приходом.

— Если это вас не побеспокоит.

— Никакого беспокойства. Вода уже кипит. Какой вы предпочитаете: «Дарджелинг», жасминовый или «Улонг»?

— На ваш вкус. Я не знаток чая.

Она одарила меня вялой полуулыбкой и торопливо ушла на свист. Я присмотрелся к комнате повнимательней.