Я находился под водой. Тонул в ней: только это была не вода, а кровь. Поток крови нес меня, переворачивая раз за разом. Задыхаясь, я жадно разевал рот, но глотал только сладкую кровь.
Наконец, кровавый прилив вынес меня на далекий берег. Я услышал ревущий прибой и пополз, чтобы он не увлек меня назад. Мои руки коснулись чего-то холодного и металлического. Это была кривая ножка парковой скамейки.
Из тумана донеслись голоса:
— Вот он, офицер. Это тот самый. Боже мой! Гляньте, что они с ним сделали.
— Спокойно, приятель, — произнес другой голос. — Теперь все в порядке. — Сильные руки подняли меня из кровавой лужи. — Расслабься, парень. Все будет хорошо. Ты меня слышишь?
Попытка ответить родила лишь булькающие звуки. Я цеплялся за скамейку, как за спасательный плотик в бурном море. Крутящийся красный туман рассеялся, и я увидел честное, простое лицо полицейского. Я сосредоточился на его жетоне, пока его номер почти не стал разборчивым. Пытаясь сказать «спасибо», я вновь издал булькающий звук.
— Расслабься, приятель, — повторил патрульный с простоватым лицом. — Через минуту нам помогут.
Закрыв глаза, я услышал первый голос:
— Это просто ужасно. Они пытались застрелить его.
— Останьтесь с ним, — попросил патрульный, — пока я не найду телефон и вызову скорую помощь.
Шум голосов снова вырвал меня из забытья. Патрульный благодарил человека с собакой, называя его «мистером Гротоном». Он попросил его зайти в удобное для него время в участок, чтобы написать заявление. Гротон пообещал сделать это сегодня днем. Я снова прохрипел слова благодарности, и патрульный опять принялся успокаивать меня.
Казалось, именно в эту минуту прибыла скорая помощь, но я знал, что этому предшествовало очередное забытье.
— Полегче, — говорил один из санитаров. — Возьми его за ноги, Эдди.
Я сказал, что могу идти, но колени подогнулись, едва я попытался встать. Меня уложили на носилки, подняли и понесли. Пожалуй, следить за происходящим не имело смысла. В машине пахло блевотиной. Заглушая вой сирены, хохотали водитель с напарником.
Глава сороковая
Мир снова приобрел свои первозданные очертания в приемном покое больницы Бельвю. Сосредоточенный юный практикант промыл и зашил мой рваный скальп и пообещал сделать все возможное с тем, что осталось от левого уха. Димедрол облегчил эту процедуру. Я улыбнулся медсестре сквозь сломанные зубы.
Меня как раз повезли на рентген, когда появился детектив из полицейского участка. Шагая рядом с креслом-каталкой, он спросил, знаю ли я людей, которые попытались меня ограбить. Я ни единым словом не разочаровал его в этой версии, и он ушел с описанием тренера и паренька.
После того, как кончили просвечивать мою голову изнутри, док посоветовал мне немного отдохнуть. Меня уложили на койку в палате для несчастных случаев, угостив еще одним уколом под ночную рубашку.
Поглощая порцию тертой моркови, я узнал, что меня собираются оставить в больнице на ночь. Рентген не обнаружил трещин, но не исключалось сотрясение мозга. Я чувствовал себя слишком паршиво для того, чтобы поднимать шум, и после ужина сестра проводила меня к платному телефону в коридоре, откуда я позвонил Эпифани, чтобы сообщить, что не приду домой.
Я как мог успокоил ее, добавив, что ночной сон мне не помешает. Она сделала вид, что поверила.
— Знаешь, что я сделала с двадцаткой, которую ты мне дал?
— Нет.
— Купила дров для камина.
Я заверил ее, что спичек у меня предостаточно, и она, рассмеявшись, попрощалась. Я начинал влюбляться в нее. Это было плохой приметой.
Снов я почти не видел, но призрак Луи Сифра все же раздвинул тяжелый занавес из снотворного, чтобы подразнить меня. Утром все позабылось, но один образ остался в памяти: ацтекский храм, вздымающийся над людскими толпами, крутые ступеньки которого были липкими от крови. Наверху стоял Сифр в своем сюртуке из блошиного цирка; смеясь, он поглядел вниз, на украшенных плюмажами дворян, и подбросил истекающее кровью сердце высоко в воздух. Жертвой был я.
На следующее утро в палате неожиданно появился лейтенант Стерн. На нем по-прежнему был тот же самый мохеровый костюм, но отсутствие галстука на синей фланелевой рубашке говорило о том, что он не на службе. Лицо, впрочем, выдавало легавого за версту.
— Похоже, кто-то как следует потрудился над вами, — заметил он.
Я показал ему мою улыбку.
— Жалеете, что это были не вы?
— Будь это я, вы бы не вышли отсюда раньше, чем через неделю.
— Вы забыли цветы.
— Я приберегаю их на вашу могилу, мерзавец вы этакий. — Стерн сел на белый стул рядом с кроватью и уставился на меня, как гриф на расплющенного на шоссе опоссума. — Вчера вечером я пробовал дозвониться вам домой и ваша справочная служба сообщила, что вы попали в больницу. Поэтому я и решил первым делом навестить вас здесь.
— Что у вас на уме, лейтенант?
— Я подумал, что вас может заинтересовать то, что мы нашли в квартире Круземарк. Помнится, вы отрицали знакомство с этой леди?
— Я не дышу от волнения, лейтенант.