Сердце ангела

Круземарк сделал, как было сказано, и уронил свой кожаный саквояж на пол. Я шагнул к нему за спину и быстро обшарил сверху донизу. Вынув из кармана куртки «браслеты», я защелкнул один на его правой кисти, а другой на перекладине, за которую он держался. Он уставился на меня, и я с силой ударил его по губам тыльной стороной левой ладони.

— Гнусный подонок! — Я ткнул его под подбородок дулом, вынуждая закинуть голову назад. — Я бы с удовольствием выбил тебе мозги на стену, грязный извращенец.

— Ты что, с ума с-сошел? — пробормотал он.

— Я-то? Ты чертовски прав. Я даже озверел после того, как ты натравил на меня своих бандюг.

— Ты делаешь ошибку.

— Брось! Все, что ты говоришь, дерьма не стоит. Может, пересчитать тебе зубы? Это поможет тебе вспомнить. — Я улыбнулся ему, обнажив временную работу дантиста. — Как это сделали твои «торпеды» со мной.

— Я не знаю, о чем ты говоришь…

— Да знаешь. Ты подставил меня, а теперь пытаешься спасти свою задницу. Ты лгал с первой минуты, как я тебя встретил. Эдвард Келли — имя фокусника елизаветинских времен. Вот почему ты выбрал себе этот псевдоним, а не потому что он понравился твоей дочери.

— Похоже, ты все об этом знаешь.

— Я проделал кое-какую домашнюю работу. Подтянул себя по черной магии. Так что отбросим сказки о том, как гувернантка подсунула твоей дочери карты «таро», когда та едва вылезла из пеленок. Все это твоя работа. Это ты — дьяволопоклонник.

— Глупо, если бы  им не был. Князь Тьмы покровительствует сильным. Тебе самому следует молиться ему, Энджел. Ты поразился бы тому, сколько добра это может принести.

— Добра? Это вроде того, что вы сделали с ребенком? Где ты похитил малыша, Круземарк?

— Никакого похищения не было, — он злобно улыбнулся мне. — Мы заплатили за маленького ублюдка наличными. Одним ртом меньше на пособии — тем лучше для налогоплательщиков. Ведь ты тоже налогоплательщик, Энджел, верно?

Я плюнул ему в лицо. Я никогда не поступал так ни с кем.

— Рядом с тобой и таракан — Божья тварь. Я ничего не чувствую, наступая на таракана, но наступить на тебя было бы удовольствием. Начнем сначала: я хочу узнать о Джонни Фейворите все. Всю подноготную. Все, что ты когда-либо видел или слышал.

— Что с того, что ты этого хочешь? Ты не убьешь меня. Ты слишком слаб. — Он вытер плевок со щеки.

— Мне не понадобится убивать тебя. Я могу уйти отсюда и оставить тебя висеть. Как ты думаешь, когда тебя найдут? Через пару дней или через пару недель? Можешь развлекаться, считая проходящие поезда.

Круземарк слегка посерел, но продолжал блефовать.

— А какой тебе в этом прок?… — Остаток фразы поглотил рев очередного поезда.

— Возможно, это добавит мне приятных воспоминаний, — заметил я после того, как он прошел. — А когда я проявлю свои пленки, у меня останется кое-какая память о тебе для домашнего альбома. — Я поднял желтую кассету с пленкой повыше, чтобы он хорошо ее разглядел. — Мой любимый снимок — тот, где ты трахаешь маленького толстяка. Может, я даже закажу увеличить его для себя.

— Ты блефуешь.

— Неужели? — Я показал ему свою «лейку». — Я отснял две кассеты по тридцать шесть кадров. Как говорится, все здесь, черным по белому.

— Там недостаточно светло для фотосъемок.

— Для пленки «трай-экс» достаточно. Вижу, фотография не входит в число твоих увлечений. Те снимки, что посочнее, я повешу на доску для объявлений в твоей конторе. Газеты тоже получат от них удовольствие. Не говоря уж о полиции. — Я повернулся, собираясь уходить. — До скорого. Почему бы тебе не начать молиться дьяволу? Может, он придет и освободит тебя?

Презрительная ухмылка Круземарка перешла в гримасу глубокого беспокойства.

— Энджел, погоди. Давай обговорим это.

— Именно это мне и нужно, хозяин. Ты говори, а я послушаю.

Круземарк вытянул свободную руку.

— Отдай мне эту пленку. Я расскажу тебе все, что знаю.

— Ну нет, рассмеялся я. — Вначале спой. Если песенка мне понравится, получишь пленку.

Круземарк потер переносицу и уставился на грязный пол.

— Ну хорошо. — Его глаза бегали вверх-вниз, как йо-йо, следя за тем, как я подбрасывал и ловил в ладонь пленку. — Впервые я встретил Джонни зимой тридцать девятого. Был канун Сретения Господнего. Это праздновали в доме у одной особы — имя не имеет значения, ее нет в живых уже лет десять. У нее был особняк на Пятой-авеню, возле того места, где строят этот гадкий музей Френка Ллойда Райта. В те времена это место славилось своими балами, типа тех, что задавала миссис Астор и прочие. Но большая бальная зала использовалась только для ритуалов Старой веры и Саббатов.

— Черные мессы?

— Иногда. Я не посетил ни одной, но у меня были друзья, которые посещали их. Впрочем, вернемся к вечеру, когда я встретил Джонни. Он с самого начала произвел на меня впечатление. Ему вряд ли было больше девятнадцати-двадцати лет, но в нем было что-то особенное. Чувствовалось, как сила струится из него подобно электрическому току. Я в жизни не видел таких живых, как у него, глаз, хотя повидал их немало.