Мы понеслись по авеню, удачно попав на «зеленую волну». Облака пара выбивались из-под крышек люков, напоминая сцену из последнего акта «Фауста». Джонни Фейворит продал душу дьяволу, а затем попытался обмануть его, принеся в жертву солдата с моим именем… Какова его выгода в этом деле? Я вспомнил Новый, 1943 год на Таймс-сквер с такой четкостью, будто то был самый лучший вечер в моей жизни. Я был трезвым, как стеклышко, среди моря пьяных, и мои «собачьи жетоны» были надежно спрятаны в бумажнике. Через шестнадцать лет они оказались в квартире у мертвой женщины. Что за чертовщина?
Таймс-сквер сияла огнями, как неоновое чистилище. Я коснулся пальцами своего невероятного носа, пытаясь вспомнить свое прошлое. Большую его часть стер залп французской артиллерии в Оране. Остались лишь отдельные фрагменты. Их всегда вызывают из памяти запахи… Черт побери, я знал кем был. И знаю, кто я такой сейчас.
Когда мы остановились перед сувенирной лавкой, я увидел, что в моей конторе горит свет. На счетчике было семьдесят пять центов. Я сунул водителю доллар, пробормотав, чтобы он оставил сдачу себе. Может, было еще не поздно.
Я поднялся на третий этаж по пожарной лестнице, чтобы меня не выдал шум лифта. В коридоре было темно, как и в моей приемной, но свет из кабинета отражался на рельефном стекле входной двери. Вынув револьвер, я тихонько вошел внутрь. Дверь в кабинет была широко открыта. Я с минуту подождал, но ничего не услышал.
Контора была перевернута вверх ногами: ящики стола были перевернуты, а их содержимое разбросано по линолеуму. Помятый зеленый шкафчик для досье лежал на боку и глянцевые фотографии потерявшихся детишек валялись в углу, скрученные, словно осенние листья. Поднимая с пола упавшее кресло, я заметил, что стальная дверца конторского сейфа открыта.
В этот миг погас свет. Не в конторе, а у меня в голове. Кто-то оглушил меня предметом, похожим на бейсбольную биту. Только проваливаясь в кромешную тьму, я услышал ее резкий щелчок.
Брызги холодной воды привели меня в чувство, и я сел, отплевываясь и моргая. В голове пульсировала резкая боль. Надо мной стоял Луи Сифр, одетый в смокинг, и лил на меня воду из бумажной чашки. В другой руке он держал мой «смит-вессон».
— Нашли то, что искали? — спросил я.
— Да, благодарю вас, — улыбнулся Сифр и смяв чашечку, швырнул ее на уже достаточно замусоренный пол. — Человеку вашей профессии не следовало бы хранить свои секреты в жестяной банке. — Он извлек гороскоп, изготовленный для меня Маргарет Круземарк, из внутреннего кармана смокинга. — Полагаю, полиция рада будет заполучить это.
— Думаете, вам это сойдет с рук?
— Ну конечно, мистер Энджел, уже сошло.
— Почему вы вернулись? У вас уже был гороскоп.
— А я и не уходил отсюда, я был в другой комнате. Вы прошли мимо меня.
— Ловушка.
— В самом деле, и неплохая ловушка. Вы шагнули в нее с огромным удовольствием. — Сифр вернул гороскоп во внутренний карман. — Прошу извинить за довольно неприятный удар, но мне нужны были кое-какие из ваших вещиц.
— Что за вещицы?
— Ваш револьвер. Он мне пригодится. — Сифр полез в карман и медленно извлек из него жетоны, покачав их передо мной на цепочке из бусин. — И еще это.
— Неплохо задумано, — заметил я. — Подложить их в квартиру Маргарет Круземарк. Как вам удалось склонить ее отца к сотрудничеству?
Улыбка Сифра стала шире.
— Кстати, как поживает господин Круземарк?
— Мертв.
— Жаль.
— Я вижу, как вы по нему убиваетесь.
— Потеря одного из верующих всегда достойна сожаления. — Сифр поигрывал жетонами, пропуская цепочку меж стройных пальцев. На его наманекюренной руке блеснул гравированный золотой перстень доктора Фаулера.
— Бросьте свои дешевые замашки! Ваше смахивающее на кличку имя еще не делает вас настоящим.
— Предпочитаете раздвоенные копыта и хвост?
— Я не раскусил игры до сегодняшнего вечера. Вы забавлялись со мной. Обед у «Вуазен». Мне следовало обо всем догадаться, когда я узнал, что 666 — число Зверя из Книги Откровений. Я уже не столь сообразителен, как раньше.
— Вы разочаровываете меня, Энджел. Мне-то казалось, вам запросто удастся расшифровать имя «Сифр». — Он громко хмыкнул.
— Навлечь на меня подозрения за ваши убийства было хитрым трюком, — продолжал я, — если бы не одна зацепка.
— И в чем она заключается?
— Герман Уайнсэп. Ни один легавый не поверит в историю о клиенте, притворившимся Люцифером — лишь чокнутый способен выдумать такое. Но у меня есть свидетель, Уайнсэп.
Сифр с волчьей усмешкой повесил жетоны себе на шею.
— Поверенный Уайнсэп пропал вчера во время лодочной прогулки в Сэг-Харбор.
— Предусмотрели все, не так ли?
— Я стараюсь быть пунктуальным. А теперь, вы должны извинить меня, Энджел. Несмотря на крайне приятную беседу, боюсь, мне следует заняться делами. С вашей стороны было бы крайне неразумно пытаться задержать меня. Если это произойдет, мне придется стрелять. — Сифр застыл в дверях, как артист эффектно обставляющий свой уход. — Поскольку я горю нетерпением заполучить обещанное, крайне жаль было бы уничтожить его при помощи собственного револьвера.
— Поцелуйте мою задницу! — крикнул я.