Сердце Артара

Тут уже настал мой черед взять паузу. Я ошарашенно смотрел на адвоката, не зная, что и ответить.

— Мистер Грант мечтал о новой полноценной жизни в Артаре, — продолжил Маретти. — Перенестись туда полностью, получив при этом могущество и бессмертие. У моего клиента есть возможность устроить это для вас.

— Да вы не вампир. Вы этот, как его… Мефистофель, — пробормотал я, недоверчиво усмехаясь.

Он лишь развел руками.

— Кому-нибудь другому я бы и не подумал предлагать это, мистер Князев. Но вы ведь работали с Мавериком. Разговаривали с ним об этом. И наверняка много раз обдумывали эту идею.

— Я ему еще тогда говорил, что идея так себе. Уйти навсегда в виртуальный мир… Высшая форма эскапизма.

— О да, это весьма неоднозначный вопрос.

— Да нет, это же глупо! Эта вечная жизнь, могущество и все прочее могут закончиться в любой момент, когда хозяева проекта решат стереть Артар, например. Отформатируют сервер, и дело с концом.

Маретти отрицательно помотал головой.

— Этого точно не будет. Полностью Артар не уничтожат, ни изнутри, ни снаружи. Да и вообще он существует гораздо дольше, чем вы думаете. К тому же… Разве в реале ваша жизнь не может закончиться в любой момент? Человек ведь смертен. Но это еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен. И, увы, менгиров Возврата в нашем мире не бывает.

Я возбужденно прошелся по комнате, но постарался взять себя в руки.

— То есть вы серьезно? В этом ваше предложение?

Все это как-то не вязалось. Серьезный адвокат, какие-то интриги, уходящие на уровень правительств. И полубезумные бредни Маверика о переносе сознания в Артар. Хотя, не такие уж бредни. Судя по тому, что рассказывал мне Макс об их приключениях с Эриком, у Маверика почти получилось. С переносом-то точно. Вот с бессмертием как-то не очень.

— Поверьте, меня все это удивляет куда больше, чем вас, — продолжил адвокат. — Но я лишь передаю слова моего нанимателя. Вы, конечно же, не должны отвечать прямо сейчас. Решение очень серьезное…

— И это мягко говоря!

— Понимаю. И не тороплю. Хотя, как я и сказал в самом начале, времени на раздумья у нас почти не осталось.

— Да понял я, понял… А если я — ну, чисто гипотетически — соглашусь? Что я буду должен взамен?

Маретти глубоко вздохнул.

— А вот это самая сложная часть. Вам нужно сделать кое-что. В Артаре. Задание простое по сути, но весьма сложное в исполнении. И это одна из причин того, почему мы обращаемся именно к вам. Пока что из всех членов команды, пожалуй, только вам под силу сделать это.

— Что конкретно?

— Убить Эрика Блэквуда.

Интерлюдия. Док

У одиночества свой, особый запах. Он похож на запах разложения

Когда заходишь с улицы, это особенно заметно. Снаружи — дождливый, слякотный осенний вечер, но дышится там легко, влажный холодный воздух кажется густым и вкусным, как суп. После него в полутемной пыльной квартире чувствуешь себя, как в склепе. И настойчиво тянутся в ноздри струйки неприятных ароматов. Переполненное мусорное ведро, которое снова забыл вынести, а кроме тебя, сделать это некому. И напомнить — некому. Гора грязных тарелок в раковине, в которой время от времени моется только верхняя. Неделями не стираное белье, застывшее на кровати серым бесформенным комом…

Впрочем, эта квартира — и есть склеп. Мертвых здесь больше, чем живых.

Он, не наклоняясь, стянул грязные ботинки, бросил их у входа, прошел на кухню. Пакет в его руке бряцал бутылочным стеклом. Не зажигая свет, погремел грязной посудой, выуживая стакан. Сполоснул, поставил на подоконник. Достал из пакета бутылку, свернул пробку…

И вдруг отдернул руку, плеснув мимо стакана. Отставил бутылку в сторону, поглядел на нее со странным отвращением, будто боялся запачкаться. Даже руки машинально обтер о штаны.

Нет, все-таки зря. Надо обойтись без этого. Да, соблазн велик. И так точно было бы легче. Проще, привычнее… Но кто сказал, что тебе должно быть легче, чем ей? Кто тебе сказал, сука, что ты это заслужил?

С внезапной вспышкой злости, страшно скаля зубы, он схватил бутылку и, перевернув кверху дном, начал выливать содержимое в раковину. Лилось плохо — водка булькала, толчками выплескиваясь через дозатор. Он злился, с остервенением тряс ее, опустошая до конца, потом бросил прямо в гору посуды. Задребезжали тарелки, парочка, кажется, разбилась. Тяжелый запах спиртного заполнил тесную кухню.

Он, все так же не зажигая света, прошел в комнату. Шторы там были не задернуты, и отсвет от огромного рекламного щита на противоположной стороне улицы падал на стену с фотографиями. Фото были цветными, но в этом неясном свете выглядели черно-белыми, а некоторые и вовсе расплывались в темные пятна, как на тесте Роршаха. Но это было неважно — он и так наизусть помнил каждое из них. А те два портрета, что посередине, давно превратились для него в иконы.

Славка, навеки оставшийся для него молодым, любознательным, но по-юношески угловатым и непримиримым ко всему, что считал неправильным. Хотя после стольких лет он уже не был уверен, что сын и правда был таким. Если совсем уж начистоту — слишком мало они общались, пока он был жив.