Буквально в течение пары дней столица Кагдерии оказалась перекрыта баррикадами, а на крышах были оборудованы позиции для стрелков и метателей, вооруженных найденными в разграбленных оружейных лавках луками, арбалетами и дротиками. Кроме того, городская стража была быстро, но жестко разоружена, ее руководители тут же повешены, как «пособники тиранов и узурпаторов», а арсенал разграблен. Так что оружия в руках у повстанцев оказалось довольно много. Вследствие чего введенные на третий день беспорядков в столицу королевские гвардейцы сразу же завязли в уличных боях и засадах, неся совсем не ожидаемые ими потери. А городская чернь, при слухах о введении в город гвардейцев, поначалу принявшаяся разбегаться по трущобам как тараканы, за исключением очень небольшой части, которую члены «Армии бедняков» сумели силой удержать на баррикадах, увидев такое дело, тут же полезла обратно и принялась не только драться с гвардией, но и с упоением резать дворян.
Однако тут выяснилось, что дворяне, оказывается, вовсе не «ни хрена не делают», а, наоборот, в военном деле весьма и весьма опытны, поскольку почти поголовно в свое время изрядно послужили в королевской армии. И, вследствие этого, практически все имеют неплохой набор оружия и весьма умело им пользуются. Чернь умылась кровью, но… ситуация уже вышла из-под контроля. Да и, как гласит кагдерийская пословица: «Десять крыс всегда загрызут одного кота». Так что вскоре дворян в столице не осталось. Нет, убиты были далеко не все — большей части, пожалуй, удалось выбраться. Но вот меньшая… когда в дворянской семье погибал последний мужчина, озверелая толпа врывалась в дом и… Изуродованные тела дворянок потом с хохотом выволакивали из разграбленного и частенько подожженного дома, и волокли на рыночную площадь столицы, которая теперь носила название «Кладбище благородных», где сваливали в огромную яму. Впрочем, среди наваленных там тел, которые никто и не собирался убирать, были не только дворянки. И старые и вновь образовавшиеся сотни не щадили никого — ни служанок, ни конюхов, ни истопников, ни кухарок. Все они априори считались «пособниками тиранов и узурпаторов» и подлежали немедленному непременному наказанию, которое в руках у опьяненной кровью толпы чаще всего приводило к смерти. Причем, мучительной. Ну а тела «пособников» потом отволакивали на центральную площадь и сваливали в одну яму с «хозяевами».
Две недели в столице Кагдерии царила абсолютная вакханалия. Правящая чета, потеряв на улицах столицы ранеными и убитыми почти две трети гвардии, впала в ступор и ничего не предпринимала, видно надеясь, что все «само собой как-нибудь рассосется». По слухам, королева целыми днями торчала в своем будуаре, стоя на коленях перед Знаком Владетеля, и плакала, повторяя:
— О, Владетель, спаси мой добрый народ от охватившего его безумия.
Но Владетель не спас…
На третью неделю «Армия бедняков», изрядно увеличившаяся за счет банд, получивших, так сказать, «боевое крещение» во время нападений на дворян (а также, под шумок, на купцов, лавочников, трактирщиков — короче, всех тех, у кого было чем поживиться), вырвалась из города и напала на королевский дворец.
Гвардия дралась отчаянно. В строй встали даже те, кто лежал в дворцовом лазарете — хромые, однорукие, одноглазые, контуженные. Но это не помогло. Озверелая толпа, уже успевшая поднабраться боевого опыта в уличных боях, а также опьяненная кровью и двухнедельной безнаказанностью, ворвалась во дворец и устроила страшную резню. Как рассказывали чудом уцелевшие очевидцы, короля просто разорвали на куски, а королеву… ее принесли на «Кладбище благородных» тоже не полностью целой — без руки, с оторванной ступней и почти до ушей разорванным ртом. Так что узнать в этом куске мяса бывшую чувственную красавицу теперь было почти невозможно.
А потом зараза выплеснулась из столицы.
Города падали к ногам «Армии бедняков» один за другим. Этому не смогли помешать ни крепкие стены, ни гарнизоны, ни запасы оружия и продовольствия. В каждом,