Но все это могло бы оказаться правдой, если бы она, та самая прошлая жизнь, которую все они так кляли и не любили, сохранилась. А вот этого как раз и не было — страна погружалась в хаос. Поля стояли не обработанные, потому что работавшие на них крестьяне ушли с «Армией бедняков» в надежде разжиться серебром и золотом. Горны в ремесленных мастерских потухли, гончарные круги остановились. Рыбацкие лодки покачивались у берега в тщетном ожидании рыбаков. По стране перестали ходить купеческие обозы, потому что и самих купцов практически не осталось. Многие были убиты, их казна разграблена, а те, кто сумел выжить — бежали за границу. Иностранные же купцы совершенно не горели желанием пересекать границы пылающей мятежом страны.
И внезапно оказалось, что «хорошие денежки», звенящие в кармане «борцов за справедливость», в новых условиях как-то начали терять свою ценность. Булка простого хлеба, ранее стоившая один, ну пару медяков, внезапно стала стоить уже пару серебряных, кусок мяса — золотой, бутылка сидра — пять серебряных, вязанка дров — три. Да ты еще попробуй их найди! Ибо существенная часть тех, кто ранее как раз и выращивал хлеб и мясо, ловил рыбу, рубил дрова, в настоящий момент либо гордо звенел деньгами в кармане, как боец «Армии бедняков», либо размазывал слезы по лицу перед пустым амбаром и хлевом, из которых были «икспроприираваны» (ну так это теперь называлось) все запасы «на борьбу с тиранами и узурпаторами», либо… гнил со вспоротым животом в придорожной канаве как «пособник тиранов и узурпаторов», неосмотрительно попытавшись защитить свое добро.
Перед «Армией бедняков» замаячили очень нерадостные перспективы. Но тут кого-то из ее лидеров осенило. И он бросил кличь: «Освободим братьев!», который был тут же радостно подхвачен. Ну как же — там, за границей, в других странах, где есть еще неразграбленные города, не убитые дворяне и неизнасилованные дворянки, стонут под пятой «тиранов и узурпаторов» наши братья — точно такие же бедняки, как и мы. И наша цель в этой жизни — принести им радость свободы и избавления! Так что вперед, братья, на помощь тем, кто так ждет от нас избавления…
И вот сейчас эта самая «Армия бедняков» скорым маршем двигалась к шейкарским горам, чтобы, преодолев перевалы, ворваться на тучные и еще не разграбленные земли Насии.
— Значит, Грон просит задержать их в наших горах? — задумчиво спросил Нушвальц, когда Линдэ закончила свой рассказ. Дочь кивнула, и добавила:
— Хотя бы на неделю. Грон сейчас сосредотачивает армию и собирается двинуться к нам на помощь так быстро, как только сумеет.
— Хм, — старейшина прикусил ус. — А насийцы?
— Они тоже собирают армию. Но, судя по тому, что я видела за все эти годы, несмотря на то, что Грону идти почти в два раза дольше — он успеет раньше.
— Ты думаешь, он успеет добраться от Агбера до наших гор всего за неделю? — удивился Нушвальц.
— Нет, — мотнула головой Линдэ. — За неделю точно не успеет. Минимум за три. Но эти, — она повела подбородком в сторону Кагдерии, — ползут еще медленнее. У них же не армия, а банда. Без организации. Без снабжения. Без порядка. Они — как саранча, бредут, объедая округу.
— И они захватили все города Кагдерии? — недоверчиво спросил старейшина. В юности он немало побродил по Владению, успев отметиться в четырех из шести королевств в качестве наемника, поэтому, что такое осада и штурм города, представлял себе хорошо.
— Я же говорю — во всех городах им открыли ворота. А в уличной свалке умение держать строй и длинные копья обученного воинства намного менее опасны, чем в поле, — ответила Линдэ.
— Всех? — скептически скривился Нушвальц. — Это вам беженцы рассказали?
— И беженцы тоже, — усмехнулась дочь. — Но, кроме них, Грон посылал в Кагдерию разведчиков. От них поступили довольно подробные доклады.
— И чего же они в них пишут?
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Я их не читала. Но то, что я тебе сообщила, мне рассказал сам Грон. Ты ему не веришь?
— Верить-то верю, — задумчиво протянул старейшина, — но как-то все складно выходит. Как бы чего не упустили, за что потом кровью расплачиваться придется, — он замолчал. Линдэ тоже некоторое время помолчала, а затем осторожно спросила:
— То есть ты говоришь — да?
Старейшина бросил на дочь крайне сердитый взгляд, а затем сварливо рявкнул:
— А ты что, думала, что я отвечу отказом на просьбу зятя?
Линдэ криво усмехнулась. Ну да, с точки зрения отца все выглядело именно так. Шейкарцы не особенно заморачивались формальными ритуалами в области совместной жизни. Живут вместе мужчина и женщина — значит семья. Есть у них дети — это их дети. Даже если всем известно, что женщина сошлась с мужчиной, уже имея ребенка, или мужчина привел в семью ребенка погибшего брата, племянника или дочери. Была свадьба — не было, да какая разница? Главное — жизнь, все остальное суета… Но она-то несколько лет прожила в совершенно другом обществе и прекрасно представляла, что она кто угодно, но только не жена Грону.