Сердце беглеца

В тот момент, когда Тайри закрыл за ними дверь, Рэйчел поняла, что ошиблась, вернувшись с ним сюда. Увиденное привело в боевую готовность и его. В глазах его появился голодный блеск.

– Я поставлю воду для кофе, – сказала Рэйчел с притворной непринужденностью, но Тайри покачал головой.

– Ну, если вы не хотите кофе, то я поеду. Я устала, а путь неблизкий.

Она что-то говорила и смеялась, не вполне отдавая себе отчет в том, какие именно слова слетают с ее уст.

– Вероятно, и Моргана тоже устала, – сказала Рэйчел и почувствовала, что готова откусить себе язык. – Пока, Тайри.

– Рэйчел!..

Она уже потянулась к дверной ручке, но окрик остановил ее. Рэйчел медленно повернулась к нему лицом.

– Нет, Тайри, – прошептала она. – Пожалуйста, не надо.

Но не сделала ни одного движения, чтобы уклониться от руки, потянувшейся к ее щеке. И не отстранилась, когда он наклонился поцеловать ее.

Ненавидя себя, Рэйчел позволила Тайри довести ее до постели и, не сопротивляясь, устроилась рядом с ним на жестком матрасе.

Она знала, что позже, опомнившись, будет со стыдом вспоминать, как охотно отвечала на его ласки, шептала ему на ухо слова любви. Но этот момент был еще далек.

Тайри намеренно медленно начал раздевать ее. Пользуясь своей единственной здоровой рукой, он расстегнул ее рубашку и спустил ее с плеч, потом занялся джинсами. На мгновение его пальцы задержались на ее обнаженном животе и бедрах. Рэйчел подняла на него глаза, чувствуя, как все ее тело напряглось под его обжигающим взглядом. Раздеваясь сам, Тайри продолжал смотреть на нее, ни на мгновение не отводя от нее глаз. И вот уже Рэйчел снова любовалась его обнаженным телом, широкими плечами, чуть покрытой черными волосами грудью и длинными ногами.

Рэйчел потянулась к нему, они улеглись рядом на узкой кровати, и она чувствовала, как соприкасались их обнаженные тела и в бесстыдном самозабвении гладила его покрытую шрамами спину. Взглянув правде в глаза, Рэйчел поняла, что его нагота возбуждает ее и что она находит его тело прекрасным.

Лежа рядом с Тайри и впитывая каждой клеточкой своего существа его ласкающие прикосновения, ощущая вкус его поцелуев, она чувствовала себя любимой, защищенной и до мозга костей женщиной. Он был таким сильным, таким мужественным и теперь, рядом с ним, она поняла, как необходимо иногда почувствовать себя слабой. И как восхитительно было знать, что Тайри находит ее желанной, и нежиться в его крепких руках. Как удивительно ощущать слияние их тел, будто они и рождены были только для того, чтобы вместе вкусить радость этой минуты!..

На следующее утро, когда Тайри проснулся, Рэйчел уже не было. Хижина словно осиротела.

Поднявшись с постели, Тайри оделся, поел и принялся за работу: он решил подточить напильником часть ствола «кольта», чтобы тот не цеплялся за кобуру. Затем он занялся привезенной Рэйчел кобурой: втирал в нее растительное масло, стараясь сделать мягче и придать ей такую форму, чтобы она облегала револьвер, как перчатка руку.

Добившись своего, он стал практиковаться в извлечении револьвера из кобуры. Он повторил эту операцию десять, двадцать, пятьдесят, сто раз, пока не счел, что рука его привыкла к весу оружия и движение это получается у него достаточно стремительным. Потом Тайри зарядил «кольт».

Он провел долгие часы, практикуясь в стрельбе в цель. Он стрелял в избранную мишень в разных позах и под всевозможными углами: когда солнце светило ему в спину и когда оно било прямо в лицо, стоя во весь рост, опустившись на колени, лежа распростертым на земле. Он практиковался в стрельбе при ярком свете дня, в сумерках, когда наплывающие тени делают окружающее смутным и незнакомым, и даже в темноте, пронизанной лунным светом.

Шли дни, а он не думал ни о чем, кроме «кольта»: трогал его, взвешивал, поглаживал, пока не стал воспринимать его как часть своей руки.

Но ночью, ночью… когда он вытягивался на постели, он думал только о Рэйчел, гадая, придет ли она к нему снова, вспоминая нежность и тепло ее тела и сладостный вкус ее губ. Она покинула его в предрассветный час после ночи любви, вне всякого сомнения, смущенная тем, что произошло между ними. Она не обещала вернуться. Он нехотя признался себе, что скучает по ней, но, слава Богу, некогда было особенно грустить по этому поводу. Времени хватало только на то, чтобы практиковаться в стрельбе с рассвета и дотемна, тайно надеясь при этом, что долгие часы упражнений окажутся ненужными и что, когда его рука заживет, она будет действовать так же хорошо, как прежде, хотя, конечно, это было бы чудом.

Прицеливаться и стрелять. Прицеливаться и стрелять. В лист, в камень, в бутылку, в жестянку. Прицеливаться и снова стрелять. В ветку, в белку, в горшок, подброшенный в воздух. И вспоминать, постоянно держать в памяти лицо человека, искалечившего, раздробившего его руку. Не забыть испытанные им боль и ярость.

Итак, шли дни, и каждый новый день походил на прошедший. Днем он практиковался в стрельбе, ночью мечтал о Рэйчел.