Сердце бога

И тут он увидел, как по холлу роддома важно следует с невиданным, огромным красным букетом роз в руке генерал авиации со Звездой Героя Советского Союза на лацкане мундира. Это был тот самый генерал, что представлял сегодня Иноземцева отряду будущих астронавтов. Тот самый, в кабинете которого Владик узнал, что у него родился сын. Он, кажется, не заметил Владика – как не замечал никого вокруг. Плавно проплыл к неприметной дверце, она открылось, там возник суетный белохалатный мужчина, угодливо поклонился и пропустил генерала внутрь. Тот вошел, и дверца за ним захлопнулась.

Потрясенный, Владик вышел на ступеньки роддома. В его голове вдруг сложилась вся головоломка. Генерал, о котором Галя рассказывала после собрания в парашютном клубе. Генерал, подсаживающий его жену в свою машину на станции Болшево второго января. И, наконец, в памяти всплыло, как тревожащий звоночек, которому он не придал тогда значения: как сегодня в своем кабинете этот генерал прислушивался к телефонным переговорам Иноземцева с роддомом. Как изменилось его лицо, когда он вдруг узнал его фамилию. «Я сам, сам сообщил ему, что Галя родила! – вспыхнуло у него в мозгу. – А откуда он узнал, в каком она роддоме? Ответ простой: это он! Он, а не какая-то сослуживица со своей мамашей Галю сюда устраивал! А как иначе попала она в лучшее родильное отделение в Союзе?! Боже мой!» – он закрыл лицо руками.

– Что с тобой, паря? – тронул его за рукав простоватый молодой мужичок – тоже, видать, молодой отец. – Случилось чего? Помочь?

– Нет-нет, спасибо, все в порядке, – откликнулся Владик и, оглушенный, поплелся к метро, не дожидаясь никакого письменного ответа от Гали. Да и что могла эта предательница ему написать?

…А в этот самый момент Провотворов в бахилах и наброшенном на китель белом халате, в сопровождении угодливого заместителя главного врача входил в палату Гали. В Советском Союзе все были равны – однако некоторые все-таки оказывались равнее, поэтому генералу, который приятельствовал с главврачом Грауэрмана еще с довоенных времен, позволено было не только принести роженице цветы, но и доставить их лично. И поместили, надо заметить, Иноземцеву в палату на двоих, где вторая койка пустовала. Понятие «блат», которое в ближайшие два десятилетия станет в Союзе основополагающим при организации жизни, в шестидесятом постепенно начинало проникать в местные нравы (тогда еще довольно аскетичные и равноправные).

Галя не спала, не читала. Сидела на койке, смотрела в окно, где весенние сумерки потихоньку спускались на центр империи. Увидев генерала с букетом, она не приподнялась, не улыбнулась.

– Вы? – сказала сухо. – Зачем вы здесь?

– Галя! – воскликнул генерал. – Галя! Друг мой! Как я рад, что ты родила – мальчика!

Сопровождавший генерала белохалатный чин что-то пробормотал и испарился.

– Откуда вы узнали? – по-прежнему строго вопросила Иноземцева.

– Это военная тайна, – улыбнулся Провотворов. – Возьмите, это вам, – он протянул ей букет. Она не взяла, и тогда генерал положил его на тумбочку.

– Не надо было этого делать, – покачала головой она. – Да и запрещено нам тут цветы. Отнесите докторше, что принимала роды.

– Да что мне докторша! – воскликнул Иван Петрович.

– Я устала. Я не хочу вас видеть. Зачем вы явились?

– Галя! Галя! Я… Я хочу поддержать тебя…

– Совершенно не нужно. Уходите. Ну! И цветы свои забирайте.

И она схватила роскошнейшие, невиданные в Москве в марте розы – и швырнула букет в сторону Провотворова. Цветы в беспорядке упали к его ногам. Он не стал их собирать. Лицо его закаменело. Он щелкнул каблуками: «Честь имею!» – сделал поворот кругом и удалился. Розы остались лежать на полу.

…В коридоре замглавврача, краем уха слышавший их беседу, стал нашептывать ему, что так бывает, что это типичный послеродовой невроз и, возможно, «вашей племяннице» требуется более тщательное наблюдение или даже соответствующее медикаментозное лечение. Провотворов слушал с пятого на десятое. В душе его бушевала обида – но на то он и был человек военный, да и дослужившийся до известных чинов, чтобы не давать воли своим чувствам, усмирять их и приводить в цивилизованное или даже полезное русло. Вдобавок и впрямь любому странному поступку можно найти объяснение: девочка много пережила сегодня – врач прав, возможна неадекватная реакция. Но возникает вопрос: как они в создавшейся обстановке в следующий раз увидятся? Галя ведь уйдет в декретный отпуск и, кажется, – она обмолвливалась в ходе телефонных переговоров – уедет на родину мужа. Жаль. Значит, они снова расстаются надолго – и так бездарно! Нет, надо будет что-нибудь придумать.

…А Владик тем временем покупал на Ярославском вокзале билет до станции Болшево. На смену ошеломлению и горечи пришла апатия. В голову лезли недавно прочитанные строки эмигранта Бунина, которого вдруг стали издавать: «Что ж, до весны проживу как-нибудь и один, без жены». Но, согласно стихам, что-то не складывалось – во-первых, весна уже началась. А во-вторых, без жены прожить можно – это не шутка. А ребенок?