Сердце бога

Мы с американкой Лаурой – Ларой часто разговариваем о космосе. Не думаю, что потому, что тема интересует ее хозяев из конторы. Все, что им было действительно нужно, они узнали от меня и безо всяких разговоров – из подробнейших опросников, что передавали мне другие связники, предшественники Лауры (и последователи Марии).

История космонавтики, похоже, волнует девушку сама по себе – и я, насколько могу (и насколько позволяет мой английский), удовлетворяю ее любопытство.

– Скажи, почему, – спрашивает она меня, – российские космонавты гибли только при посадке? Почему они не терпели катастрофы при взлете – как наш «Челленджер» в 1986 году?

– Королев сделал надежную ракету, – пытаюсь отшутиться я. – Самую надежную в мире. До сих пор летает.

– Может, дело в другом? – Лара смотрит на меня как прокурор.

– В чем?

– В Советском Союзе не извещали о предстоящих ракетных запусках. О них никто не знал. Однако о состоявшихся пусках уведомляли. Поэтому, когда космический аппарат садился, деваться было некуда, приходилось рапортовать о неполадках. Так что делаем вывод: когда ваши космонавты гибли на старте, они умирали втайне. О них никто не знал.

– Старая песня! – усмехаюсь я. – Об этом желтая пресса (ваша, буржуазная, в СССР не было никакой желтой прессы) стала писать еще в конце пятидесятых. И знаешь что? Ни одного факта не подтвердилось. Ни единого! Даю тебе гарантию сто процентов. Нет никаких сведений о том, что в Союзе летали какие-то астронавты, кроме тех, о которых было объявлено.

– А Бондаренко? – наносит она удар.

– О, Лара, – вздыхаю я, – ты знаешь о Бондаренко. Ты хорошо подготовилась.

– О нем никто не знал, до тех пор пока у вас не началась пе-ре-строй-ка, – это слово она произносит по-русски, – и ваш журналист Го-ло-ва-нов не обнародовал о нем информацию. Но это случилось в конце восьмидесятых. А Бондаренко погиб в шестидесятом.

– В шестьдесят первом, – поправляю я. – В марте шестьдесят первого года. Кстати, в доме, куда заселили первых космонавтов – в районе платформы Чкаловская, Валентин Бондаренко жил на последнем, пятом этаже. Обычная, кстати, была хрущоба. – Лара кивает. Она знает это русское слово. – Перед тренировкой он сбегал со своего этажа и звонил во все квартиры подряд, подгонял товарищей. Поэтому ему дали прозвище Звоночек – не знаю, как перевести, маленький колокол, что ли? Так вот, старший лейтенант Валентин Звоночек Бондаренко проходил тренировку в сурдокамере. Камера была наполнена практически чистым кислородом. Он брал сам у себя анализ крови, отбросил ватку, она упала на спираль электроплитки. И воздух в камере запылал. Кислород хорошо горит, я думаю, ты знаешь. Примерно так, из-за пожара в атмосфере из чистого кислорода, погибли трое ваших астронавтов – в шестьдесят седьмом году, если я не ошибаюсь.

– Не переводи стрелки, – хмурится она. – Ты точно знаешь, что все именно так и было? Не много ли деталей? Не слишком ли хорошо проработана легенда? Электроплитка, анализ крови, ватка, смоченная спиртом? Может, все было не так? И Бондаренко на самом деле сидел на вершине ракеты? И она взорвалась? Дело было как раз меньше чем за месяц до полета Гагарина. Может, первым в космос собирались послать Валентина? Да не получилось? Запуск, как все у вас, засекретили. А потом придумали байку про сурдокамеру для отвода глаз.

– Исключено, – отрезаю я. – В те дни, в марте шестьдесят первого, не было никаких запусков. Это и вы, штатовцы, могли знать, несмотря на всю нашу секретность. Над Байконуром ваши самолеты-шпионы вовсю шныряли. А в шестьдесят первом – и ваши спутники.

– А кто говорит, что несчастный Бондаренко погиб именно в марте шестьдесят первого? – наносит она новый удар. – Про март шестьдесят первого придумали позже, чтобы замести следы. А он взорвался вместе с ракетой, например – дай вспомнить – в октябре шестидесятого. Тогда на вашем полигоне Байконур была страшнейшая ракетная авария – о которой тоже стало известно только четверть века спустя, во время пере-строй-ка.

– Ты имеешь в виду катастрофу с ракетой Р-16? – вопрошаю я. – Когда погиб маршал Неделин?

– Именно.

– И в ней, по-твоему, находился Бондаренко?

– Да.

– Какая чушь! – убежденно восклицаю я.

– Почему? – невозмутимо спрашивает Лара.

– Да по многим причинам! Хотя бы потому, что взорвавшаяся ракета принадлежала совершенно другому КБ, находившемуся в Днепропетровске. Они конкурировали с Королевым, и он никогда не дал бы своего космонавта, чтобы его использовали в чужой ракете! Это исключено!

– Но ведь не Королев был тогда самым главным в вашей стране, – хладнокровно парирует она. – И не ему подчинялись ракеты, корабли и космонавты. Они подчинялись мистеру Хрущеву. А ты сам говорил мне, что он был са-мо-дур, то есть вздорный человек. Вот он и придумал (или его убедили), что надо лететь в космос прямо тогда. И попытались послать Бондаренко. Однако, увы, ничего не вышло.

– Нет, Лара! Хрущев хотя и самодур – но не такой, чтобы хладнокровно жертвовать советскими людьми!