– Думаю, такое отношение к виконту, без особой любви, только со спесью и гордостью, сказались и на отношении к нему графа. Особого тепла между ними никогда я не замечала. Правда, чего греха таить, леди Адель граф обожал. Да и сейчас готов на руках носить, несмотря на то, что та никогда не упустит случая напомнить, мол она принадлежит к одному из самых древних домов. Сама знаешь, милая, имя Монье, как и твое, без "де" упоминается. Любит поговорить о том, как чуть было королевой не стала, особенно, знаешь, за бокалом-другим ледяного эльфарского… Не слишком теплым у Дагрея детство было, скажу я тебе, хоть и рос, ни в чем почти не зная отказа. Да только гордым был с самого детства, ненавидел прямо, когда леди Адель о его крови говорила, а когда она его ко двору ребенком повезла, такое устроил, что думаю, преславный Радилит до сих пор помнит.
Губы кормилицы растянулись в улыбке, она погладила меня по плечу и подмигнула.
– Леди Адель решила как-то мальчика ко двору свезти, – продолжила она, – выхлопотать место пажа или еще как-нибудь выгодно пристроить. Я-то подозреваю, хотела расположение короля себе вернуть, с таким-то козырем в рукаве, как Дагрей. Ты ж сама видела – лицом он вылитый Сварт. Приехали, значит, и вот, кто-то из пажей додумался прямо за спиной Дагрея, во время представления пресветлому Радилиту, бастардом его назвать.
Мальчишка вызверился, набросился на обидчика с кулаками, накостылял королевскому пажу по первое число, вроде даже два передних зуба выбил. Драка перед повелителем, это, милая моя, немыслимо. Леди Адель так и сомлела, и продолжения, малахольная, не видела.
Я затаила дыхание, превращаясь в слух.
– А когда король пожурил маленького Дагрея, мол, что ж обижаться на правду, ты, как есть, мой бастард, и лицом похож, тот выхватил у ближайшего гвардейца кинжал, полоснул себя по лицу, а правителю нашему под ноги сплюнул.
Я икнула и торопливо прикрыла рот ладонью.
– Дагрей? – вырвалось у меня.
Кормилица, пожевав губами, кивнула.
– А то кто же. Тут граф де Жерон опомнился. До этого он супругу в обмороке на руках держал, стоял, ресницами хлопал. А тут прямо на пол ее уронил, схватил маленького Дагрея и в покои унес.
– Мамочки, – пискнула я.
– То-то, что мамочки, – согласилась кормилица. – За такое графу с графиней темница до конца дней грозила, а то и казнь на площади. Все знают, как его величество на расправу скор. Граф, который до этого пасынка пальцем не тронул, избил его в тот день так, что, говорят, крики мальчика на берегу слышны были. Неделю потом он ходить не мог, охохонюшки… Если бы не оттащили, и вовсе забил бы. Господин Мишень помог, он уже тогда целитель был известный да нравом крутой, ничего не страшился. Дворцовые лекари-то даже подходить к маленькому Дагрею побоялись.
– Вы говорили, он себя по лицу полоснул, – прошептала я.
– Э, милая, что там полоснул, – отмахнулась мистрис Дежу, – а что шрама не осталось, так благодарить господина Мишеня надобно… Я это к чему говорю, вот он какой, наш Дагрей. Властолюбивость отца да лихость дома матери ему достались…
– А тогда, тот случай… Как получилось, что…
– Что повелитель их помиловал? За это графиню благодарить надо. В ногах у повелителя валялась, при всем дворе, голову песком посыпала, лицо царапала. Помиловал в память о былых временах, да еще королева Изабелла попросила за несчастную, а может, хотела подальше от двора бывшую фаворитку отослать. После того случая десять лет графу и графине в чести прибыть ко двору отказывали, а Дагрей уже в двенадцать лет из дома на флот сбежал. Ты маленькая была, не помнишь, с Океанией воевали… Вот, в битвах с русалочьим войском Дагрей дослужился до звания капитана первого ранга, Океания к королевствам примкнула, а виконт на сушу перебрался, в Пустошь. Хоть и тоскует по морским походам, все же не видела я, чтобы брат брата так любил, как Дагрей Карла. А как его не любить, правда, милая? Мало, что вон он какой… был… Так еще и первым к Дагрею по-человечески…
– Я представить не могла, – ошарашенно призналась я. – Думала, что Дагрей, то есть господин виконт – придворный… Поверенный правителя Пустоши, а он… Он настоящий герой!
Кормилица довольно улыбнулась, словно я похвалила ее родного сына и погладила меня по успевшей высохнуть щеке.
– Так что ты не сильно на него обижайся, хорошо? – ласково попросила она. – На голову себе садиться тоже, конечно не давай, это их мужское племя хорошо умеет, дай только слабину… Но я тебе так скажу. Нрав у Дагрея крутой, конечно, тут никто не спорит. Да только впервые вижу, чтобы он кроме Карла, так относился к кому-то.
Я захлопала ресницами, а кормилица отмахнулась. Внутри шевельнулось что-то теплое, а щеки запылали. Кормилица, словно не замечая, торопливо поднялась.
– Надо бы тебе поспасть хотя бы пару часов, отдохнуть. Сейчас каплю настойки в бокале воды разведу и снадобья господина Мишеня дам. А там, как встанешь, будем тебя на этот треклятый бал собирать, милая, ничего не попишешь.