Сердце дьявола - 2

- Эта девушка из колодца, ты с ней в Центре познакомился, - сказал Ленчик, пристально посмотрев на Ольгу. - А Юдолина твоя жива и здорова... Ее, кстати, ты можешь увидеть, если, конечно, захочешь...

А Ольга-Из-Колодца, поправив лежащие передо мной приборы, вышла из столовой и через минуту вернулась с тарелками для Баламута и Бельмондо. Вино для них принес сам Худосоков. Поставив бутылки, он поблагодарил Ольгу и неуловимым движением подбородка отправил ее прочь.

- Я попросил оставить нас одних, - ответил Худосоков на мой недоуменный взгляд. - Не надо никому слышать то, о чем мы будем говорить. Давайте, ешьте, пейте, а потом начнем говорить.

- А ты, что, сам не ешь?

- Мы же в аду, Женя! А в аду есть и пить вовсе не обязательно...

- И нам, что ли, тоже? - изумился Баламут.

- Конечно... Но для приятности адского существования земные ритуалы и привычки вовсе нелишни. Так что не обращайте на меня внимания и кушайте, а я тем временем позволю себе расширить ваши познания об Аде.

- Валяй! - сказал я и с воодушевлением принялся опустошать свою тарелку.

- Здесь в некотором роде все наоборот, - утонув в кресле, начал рассказывать Худосоков. - Например, здесь вы можете приглашать к себе в гости не друзей, но лишь врагов...

- Приглашать врагов!? Зачем? - изумился Бельмондо.

- Видите ли, здесь можно вечно досаждать тем людям, которые в прожитой жизни досаждали вам... Человек, отягощенный злом, здесь беззащитен. Так же, как там, в жизни, беззащитен человек, отягощенный добром.

- А те люди, которым я досаждал и, о, боже, гадил, могут здесь гадить и досаждать мне? - спросил я, явственно вспомнив некоторых своих знакомых, которые сочли бы за счастье изо дня день заниматься распиловкой моей души при помощи неразведенной двуручной пилы.

- Они могут пригласить тебя в гости, - проговорил Худосоков, пригвоздив меня к спинке кресла холодным взглядом. - Если узнают, что ты здесь.

Глядя на него, я вспомнил, что у Ленчика нет одной ступни, и что оторвана она была взрывом брошенной мною гранаты. А Ленчик, насладившись моим замешательством, тронул губы презрительной усмешкой и продолжил:

- Но ты, Черный, не беспокойся, ногу отпиливать я тебе не буду. Здесь, в аду, подсчет бабок как в преферансе - меньшая "гора" списывается... Но не исключено, что некоторые твои знакомые найдут тебя и скормят акулам, рассмеялся Худосоков. - Времени-то у них не меряно!

Огорошенные полученными знаниями, мы продолжили трапезу. И я, и Коля, и Борис делали это автоматически - каждый из нас думал, что издевательства над Худосоковым и его пособниками надо, пожалуй, прекратить. А то ведь отпишут, сволочи, куда надо, и позовут нас на рыбалку и пионерский костер с четвертованием эти бесчисленные студентки-практикантки и завистники, которым, ох, есть, что нам предъявить... И не только предъявить... На двуручную пилу и наживку для акул-людоедов мы, вероятно, не потянем, но личико оплеванное скалкой набьют, это точно...

- Да ладно вам переживать! - прервал наши неприятные мысли Ленчик. - Не беспокойтесь! Своих закладывать у нас не принято.

И, взяв со стола серебряный колокольчик, пару раз им звякнул. Тотчас же в комнату влетел дон Карлеоне с подносом, уставленным старинными винными бутылками. Руки его слегка подрагивали, глаза испуганно бегали по лицам Баламута и Бельмондо.

- Бургундское трехсотлетней выдержки, - похвалился Худосоков, когда мы начали рассматривать откупоренные новоявленным виночерпием бутылки. - Пить его надо с трепетом.

Наставнический тон Худосокова, задел Баламута, и он сделал, то, что мог сделать только Баламут: он раскрутил бутылку и мигом отправил ее содержимое в желудок. Ноль целых восемь десятых литра драгоценного вина водоворотом в десять секунд - это, конечно, редкостный аттракцион; мы с Бельмондо покачали одобрительно головами и принялись за гуся, оккупировавшего стол с помощью таинственно улыбавшейся Ольги.

Поев и опустошив бутылки, наша компания перешла в курительную комнату и расселась там в тяжелых кожаных креслах. Ольга принесла коньяк, и ласково пощекотав меня за ухом, исчезла. Худосоков раздал нам по сигаре, переключил верхний свет на нижний и утонул в своем кресле.

- Ты что-то говорил о настоящей Ольге... - вспомнил я.