Отец сжимает губы, но меня не волнует, если он не привык, что ему перечат. Единственное, что для меня важно — это как можно быстрее добраться до аэропорта.
Между нами повисла тишина, и часть меня ожидает, что он скажет «нет», основываясь исключительно на его жесткой позе. Но я отказываюсь отступать. Я выросла на улице, заботясь о себе и своей сестре, не для того, чтобы меня запугал какой-то мужчина, даже если он мой отец. Я ему не доверяю, и, если он когда-нибудь хочет увидеть меня снова, он должен понимать, что его действия прямо сейчас превзойдут все его рассказы о сожалениях.
— Мы зря теряем время. Фордж будет там. Он ожидает, что его жена тоже будет там, — говорит Голиаф, не в силах больше терпеть молчание.
— Фордж… — говорит Фёдоров, и я перебиваю:
— Мой муж, и я еду к нему. — Я скрещиваю руки на груди. — Мы доберёмся туда с тобой или без тебя.
Мой отец встаёт и идёт ко мне.
— Я должен был догадаться, что ты будешь такой же упрямой, как и я. Отлично. Мы поедем, и я поговорю с Форджем о своих опасениях за твою безопасность.
— Спасибо.
Двое охранников Фёдорова следуют за ним, когда он направляется к двери. Блондин Костя подходит к ней первым, и я отхожу в сторону, чтобы он мог разблокировать и отпереть её, а затем распахнуть.
Поездка в аэропорт проходит так же медленно, как столетний мёд стекает по стенке банки. Голиаф всё время переключается между смс с кем-то, как я полагаю, с Джерико, и навигатором на своём телефоне.
Тут меня осенило — из-за меня убили Доннигана, Бейтса и Кобу. Из-за меня похители Джерико. Если бы я не настояла играть в этом Гран-при, мы не оказались бы в таком уязвимом положении.
Чувство вины угрожало поглотить меня. Если с Джерико что-то случится до того, как он доберётся до аэропорта, я никогда не смогу простить себя. В глазах появляются слёзы, и всё, что я хочу — это добраться до него.
Я ёрзаю на сиденье, глядя в окно, едва отвечая на вопросы отца. Когда мы приближаемся, в небе загораются огни взлётно-посадочной полосы, моя рука перемещается на защёлку ремня безопасности.
Лев, который, как я поняла, является лысым коллегой Кости, проезжает через ворота и паркуется в одном из ангаров. Голиаф открывает дверь внедорожника, и как только он отходит с моего пути, я срываюсь с места.
Я сделала всего два шага к самолету, когда Голиаф схватил меня за запястье.
— Это не самолёт Форджа.
Я резко оборачиваюсь к отцу, когда захлопываются другие двери внедорожника.
— Я сказал, что отвезу тебя в аэропорт, но я не позволю тебе улететь с ним.
Оскалив зубы, я шагаю к нему.
— Если ты
Боль отражается на гордом лице старика, прежде чем он успевает её скрыть.
— Кровь Фёдоровых течёт в твоих венах, как и в моих. Не исключай меня из своей жизни за желание защитить тебя.
— Я в безопасности с Джерико. — Мой тон не оставляет места для споров.
Отец открывает рот, чтобы ответить, но Лев и Костя поднимают оружие и направляют его на фигуру мужчины, идущего в тени ангара.
Пусть я не вижу его. Я точно знаю, кто это.
— Нет! Опустите оружие! Если вы его убьёте, я прикончу вас сама. — Кровожадная угроза исходит бог знает откуда, но одно можно сказать наверняка — я ненавижу, когда на мужа направляют оружие.
Голиаф делает шаг вперёд, и я не знаю, что он собирается делать, но Фёдоров что-то говорит по-русски. Оба парня немного опускают оружие, когда мужчина шагает к нам, наконец, выходя на свет от фар внедорожника.
Я срываюсь с места и бегу к мужчине, которого боялась никогда больше не увидеть.
Наши тела сталкиваются, его руки так крепко обнимают меня, что лёгкие могут лопнуть, но мне всё равно. Я прижимаюсь лицом к его груди и вдыхаю его запах. Он крепкий, настоящий и
— Слава Богу, — шепчу я.
— Я так чертовски рад тебя видеть. — Его руки поднимаются к моей голове, зарываясь в мои растрёпанные волосы, он тянет мою голову назад, чтобы посмотреть мне в глаза. — Я думал… — его голос ломается, и я качаю головой.
— Я в порядке. В полном порядке. Кроме нескольких лет моей жизни из-за страха.
Он целует меня в лоб.
— Мне так жаль. Такого никогда не должно было…