Глаза с поволокой, вздымается грудь,
И нет целлюлита, ну разве что чуть.
Я сразу пред ней на колени упал
И свой конопляный букет ей отдал.
Представился я: "Мое имя Боян
Шарикописало. Я не хулиган.
Я на автожире своем пролетал,
Увидел тебя и весь затрепетал".
Она, брови хмуря, ответила мне:
"Ненухер меня величают, я мент,
Госнаркоконтроль, вот ты, милый, попал."
Тут я взаправду уж затрепетал.
Оставил букет я и за борт шагнул,
Поглубже в канал поскорей занырнул.
Стреляла Ненухер, не дрогнув рукой,
Спускала блестящий крючок спусковой.
Попал я под выстрел сквозь толщу воды,
И пуля мне сбрила клочок бороды.
Я не дышал минут десять иль час,
Пока свет сознанья во мне не угас.
Очнулся я только уж на берегу,
Мокрый, усталый, с проблемой в мозгу.
Слегка пошатнувшись, я на ноги встал
И свой автожир через час отыскал.
Но трудно мне было поверить глазам:
Пока плавал я с коноплей по волнам,
Лишился он всех цветметалльных частей -
Втулок, колесиков, всех лопастей -
Осталось лишь кресло среди конопли
Стоять, остальное давно унесли.
Подумав немного, пошел я на юг.
Узрел скоро пару унылых лачуг.
К одной подошел я и в дверь постучал,
Но пес во дворе на меня нападал.
Тогда убежал я к лачуге другой.
Там рядом валялся тахометр мой.
Я осторожно подкрался к окну,
Увидел деталь автожира одну,
Затем и другую, а после и все,
Однако вернуть я не мог их совсем:
В бедной избе, несравнимой с квартирой,
Дети играли в куски автожира.
Я не могу отнимать у детей,
У них не могу отнимать, хоть убей.
Тут уж я вовсе ударился в грусть.
Как же домой я теперь возвращусь?
Как починить автожир? Где мне взять
Лишних деталей? Решил я поспать.
Вижу, в сарае лежит сена стог.
Я подошел и угрюмо возлег.
Взглядом обвел обветшалый сарай
И заприметил в углу аппарат.
Было его назначение мне
Ясно сполна и понятно вполне.
У аппарата стояла бутыль,
Все покрывала пушистая пыль.
Жидкости я произвел дегустацию,
И посетила меня мотивация.
Я аппарат подхватил и побег.
Несся за мной самогонный душок.
В поле я выбежал, в кресло присел.
Сразу ремонтный процесс закипел.
Пока из бутыли я медленно пил,
Я в автожир аппарат превратил.
Поднялся я в небо и тронулся в путь.
Порой вспоминаю, и тянет всплакнуть.
Ненухер моя, горяча, недоступна,
Где-то вдали побеждает преступность...
Как хорошо, что теперь мы друзья:
Мой автожир, Похуеску да я".
Слушал его Эухеньо, рыдал.
Был он растроган и весь сострадал.
Потом отдышался, решился спросить:
"Боян, хочешь Мексику ты посетить?
Моих мы родителей там навестим,
Троцкого дом и Ушмаль посетим".
"Конечно, летим, - согласился Боян. -
Будешь ты штурман, а я - капитан.
Вместе Атлантику мы пролетим,
В Мексике круто с тобой притусим".
Боян развернул автожир и втопил.
Э. Похуеску себя укусил,
Чтоб убедиться, что это не сон,
Что друг настоящий был им обретен.
Они пролетели Бискайский залив,
На Понта Дельгада слегка закусив,
Продолжили путь. Разразилась гроза.
Боян Похуеску с волнением сказал:
"Ты знаешь, мой друг, я ведь много летал,
Но шторма такого еще не видал.
Боюсь, что не выдержит мой автожир,
Что шторм в автожире наделает дыр
И вхлам поломает нам весь аппарат.
Я думаю, что приземлиться пора.
Мне кажется, шторм нам ниспослан судьбой.
Оставшийся путь не осилим, друг мой.
Смотри, Эухеньо, под нами Бермуды!
На них запрещают любые фастфуды.
Мы можем туда полететь и пожить,
Правильно кушать, здоровыми быть".
Но только раскрыл Эухеньо ебло,
Как весь автожир дохуя затрясло.
И начали части его отлетать,
И молнии принялись их поджигать.
Распался на атомы весь автожир.
Один пассажир и второй пассажир
Со скоростью страшной направились вниз,
К хуям посылая природный каприз.
***
Смешались в одно небеса и вода.
Стихию ничто не могло обуздать.
Но время прошло, успокоилось море,
И дивное чудо предстало их взору:
Лодка - не лодка, корабль - не корабль.
Боян из них был наиболее храбр:
Подплыл, ухватился рукой за корму.
Залезть, впрочем, не удавалось ему.
Тогда Похуеску его подсадил,
И вскоре они уже оба без сил
Лежали на дне той диковинной шхуны.
Шуруп Боян робко потрогал латунный.
Остров Бермудский вдали засверкал.
Лодка несла их к подножию скал.
Спросил Похуеску: "Что делать, Боян?"
"Нужно использовать катамаран", -
Боян отозвался весомо и веско,
И взялся за дело наш друг Похуеску.
Педали крутил он вперед и вперед,
И катамаран совершил поворот -
Теперь они мчались на солнечный пляж,
Волну оседлали, словили кураж,
На берег их вынес лихой океан.
Герои покинули катамаран,
Но тут местный житель их взял в оборот.
Стал он кричать: "Собирайся, народ!
Тут двое приплыли а с ними-то, вот,
Явилась легенда, блять, ноги мне в рот!"
Народ собирался, стекался на пляж
И взялся бермудский вести арбитраж.
И наш Эухеньо из разговора
Пришел к пониманию сути их спора.
Тот катамаран был, читатель, не прост.
Его обсуждали и в гриву и в хвост,
Потерян он был уж лет двадцать назад
И начал по морю вершить променад.
Хозяин его как ребенка любил
Затем, что Пикассо подарен он был.
Художник его от руки расписал
И этим высокую ценность придал.
На левом борту и на правом борту
Пикассо изобразил по коту,
А между ними огромный омар
В клешнях держал пять электрогитар.
Эта картина на стиле кубизм
Олицетворяла экзистенциализм