Сердце и корона

Изабелла, легко вернувшись к своей извечной роли, милостливо кивнула в знак прощения и подала ему изящную, хотя и не слишком чистую ладонь для поцелуя. Бандит, едва только грозивший отдать ее на поругание, лишь почтительно коснулся ее губами.

— Куда бы не следовало ваше величество, мы готовы сопровождать вас, чтобы обеспечить вашу безопасность.

Атаман был по-своему любезен. Должно быть, в прошлой жизни он был не простым крестьянином.

— Нас преследуют солдаты Гримальди! — объяснила Изабелла.

— О, этого узурпатора!

Возмущенный ропот открыл Орсини глаза, и он еле удержался, чтобы не прыснуть. Всякое невежество было противно его натуре, и он, всегда пытавшийся заглянуть в корень вещей, не мог не удивляться наивности этих людей, каждый из которых мог свалить его одним ударом кулака. Для них Изабелла была королевой, они не сумели вникнуть в причины ее отречения, в суть ее поступков. Для них законной государыней была она. Что там толкуют про официальное отречение? Никто из них толком этого не понял. Вот Гримальди узурпатор, да! Он, чужестранец, приехал и занял чужой трон. Гримальди, которого она сама и пригласила править!

Для этих людей Изабелла была обиженной стороной, ведущей вполне понятную и священную войну. Они знали один закон: Изабелла королевская дочь, королевская сестра, королевская вдова, мать будущих королей. Причем тут какой-то Гримальди?

— Позвольте предложить вам приют, ваше величество. Весьма скромный, но вы там будете в безопасности, — предложал Верген.

— Благодарю вас, друзья.

Атаман повернулся взглянуть на Орсини.

— Вы, надо думать…

— Маркиз де Ланьери, — холодно поспешил представиться тот.

— А… — их взгляды скрестились. Верген первым встряхнулся, словно вспомнив о чем-то, и повернулся к товарищам, давая им указания. К Орсини их уважение не относилось. Однако в качестве супруга королевы, "принцаконсорта", как он всегда боялся, ему позволено было следовать вместе с Изабеллой за шайкой разбойников в их лесную обитель.

Дом, куда привели их новые друзья, был построен из цельных дубовых бревен. Окна, подобные бойницам, вырублены высоко над землей. Прибежище лесных разбойников, бродяг и преступников. С четырех сторон к дому подступал лес. Тропу охраняли часовые, как в настоящем военном лагере.

— Добро пожаловать в замок Поля Вергена, главнокомандующего Серой рати, — атаман приподнял потрепанную шляпу. — Здесь моя крепость. Ее главное достоинство не столько неприступность, столько то, что о ней мало кто знает.

Неделю Изабелла с Орсини пользовались гостеприимством отверженных. Сами бездомные и преследуемые, они легко приняли образ жизни, который здесь вели — сидели вечерами у костра, слушая веселые песни разбойников, их хвастливые рассказы о своих подвигах и о самых удачных грабежах, любили друг друга, прислушиваясь к потрескиванию огня и шуму октябрьского ливня, подолгу спали утром, пока занимался холодный серорозовый рассвет, потом Орсини присоединялся к группе охотников, пока остальные отправлялись на большую дорогу. И снова вечером то же самое — жарили дичь на костре, делили добычу, порой зализывали раны — не всегда путники легко примирялись с утратой кошелька.

Но неделя минула. Проснувшись около полудня, Изабелла не обнаружила Орсини. Одевшись, она вышла из своей комнатушки и увидела атамана Вергена, который неторопливо чистил свое ружье, насвистывая скабрезную песенку. При виде Изабеллы он уважительно умолк.

— Где Орсини, Поль?

— Я не знаю, мадам.

Она с тревогой выглянула во двор. Люди Вергена пилили двора, коекто закусывал холодным мясом, оставшимся с ужина, многие чистили и проверяли оружие — свой рабочий инструмент.

— Куда он мог отправиться?

— Я не знаю, мадам.

Пожав плечами, Изабелла спустилась по скрипучим ступеням. Внизу, на первом этаже "замка", где обычно все дружно собирались по вечерам в холодные и дождливые дни, никого не было. Она огляделась с нарастающей тревогой. В углу что-то белело, и она, поддавшись внезапному приступу ясновидения, подняла скомканный кусок бумаги.

Она развернула смятый лист. Объявление… Пятьсот ливров за сведения о местонахождении Орсини, маркиза де Ланьери, позорно дезертировавшего из армии регента.

Изабелла окаменела.

— Поль?

Ей никто не ответил.

— Поль!!! — дико закричала она. Тот, наконец, спустился, с ружьем под мышкой, на ходу поправляя кожаный жилет.

— Мадам?

Она щвырнула ему в лицо объявление, как бросила бы перчатку. Он невольно заслонился рукой.

— Вы предали нас! Мы доверились вам, а вы нас предали! Я вас ненавижу, всех вас ненавижу. Жалкие, продажные людишки!

— Мадам, куда же вы?

— Я ухожу. По вашей вине я потеряла веру людей. Я пережила много горя, меня оскорбляли и предавали, но я верила — добро существует. Но сегодня я поняла — нет. Никому нельзя верить. Никто не достоин уважения. Все в сердце своем черны. Прощайте.

Он опередил ее, заслонив собой проход.