Сердце и корона

— Нет, мадам. Куда же вы пойдете? Да, мы не порядочные. Мы простые лесные разбойники, да, вот так нас и называют. Тут нечем гордиться. Мы нe Робин Гуды. Мы так добываем свой кусок хлеба. Это так! Мы продали Орсини за пятьсот ливров. Но вас, истинную нашу королеву, мы никогда бы не предали. Вы для нас священны, мадам. Вы же видите, здесь были солдаты, но никто ни словечком не обмолвился, что вы здесь.

— Я должна благодарить? — презрительно выговорила она.

— Мадам, останьтесь. Мы позаботимся о вас. А когда вы обретете новую силу, мы проводим вас на вашу священную войну и будем молиться за вашу удачу.

— О да! Вы будете молиться. Но сражаться за меня будут другие.

— Мы не воины, мадам.

— О да… Вы не воины. Вы трусливые людишки, прячущиеся в своем лесном склепе, как летучие мыши. Предатели…

— Да, мы предатели, — вскричал он. — Мы ничего не должны были этому Орсини, и мне лично нет до него дела, как и ему нет дела до меня. Кто он мне, чтобы я беспокоился о нем? Но вы! Вы, королева Аквитанская, дочь Франциска Милосердного! Вы здесь сможете жить, как у Христа за пазухой, никто не посмеет вас потревожить.

— Жить, как у Христа за пазухой, пока они казнят моего мужа?

— Он взрослый мужчина, мадам, вполне способный самостоятельно о себе позаботиться!

— Я люблю его, Поль, как же вы не понимаете! Я не могу без него. Вы убили меня своим предательством!

— Мадам, сожалею, что мы причинили вам боль, но…

— Прощайте, Поль.

— Мадам, но вы погибнете! Так нельзя! Возьмите, вот, хоть денег на дорогу! Вы же с голоду умрете!

— Денег? — она обернулась, с отвращением глядя на блестящие золотые монеты в протянутой руке бандита. Он смущенно опустил руку с деньгами.

— Ну да, это те деньги, — пробормотал он, встретив ее прямой взгляд. — Из тех самых, что нам выплатили за Орсини. Но деньги не пахнут. Вы бы смогли прокормиться за них и где-то заночевать.

— Господи… — простонала она, поднимая глаза к небу. — И эти тоже считают себя людьми.

Она вышла. В столицу бывшая королева Аквитанская Изабелла пошла пешком.

Она не дошла бы, но судьба снова поставила на ее пути графа ОнореГастона де Барбье, поставила тогда, когда она готова была броситься ничком на дорогу в смутной надежде, что первый же экипаж задавит ее и прекратит дальнейшую выматывающую и бессмысленную борьбу. Он скакал по дороге прочь от столицы, надвинув шляпу на самые глаза, и Изабелла не узнала его. Но он заметил и узнал ее.

— Изабелла! Ваше величество!

Он спешился, подбегая к ней как раз вовремя, чтобы не дать ей упасть без чувств. В ее глазах он прочитал страх.

— Вы! — она не простила ему их последнюю встречу.

— Мадам, положитесь на меня. Я не причиню вам зла.

Он поднял ее на руки и посадил на своего коня впереди себя.

— Куда прикажете, мадам?

— Домой… — пробормотала она, и силы оставили ее — она упала, лицом уткувшись в конскую гриву.

Очнулась она на кровати, поздно вечером. Открыв глаза, она не сразу вспомнила, что произошло. На потолке танцевали отблески горящих свечей. Барбье сидел в кресле, дожидаясь, пока она придет в себя. Ее глаза расширились при виде него. Но он приблизился и опустился на колени около ее кровати.

— Не бойтесь меня, мадам. Моя любовь к вам будет вам порукой моей вечной преданности. Располагайте мной.

Она немного успокоилась.

— Где вы были все это время, Барбье?

Он неопределенно пожал плечами.

— Здесь, там, — где придется. Повсюду люди регента и солдаты вашего кузена Оливье. Нужно бежать за границу, это единственый выход.

— Понимаю.

— Я помогу вам уехать, ваше величество. Я должен искупить причиненное вам зло. Я ваш раб, пока вы не будете в безопасности.

— Я не уезжаю и не даже собираюсь. Я еду в столицу.

Он внимательно глядел ей в лицо.

— Когда я вас встретил, мне показалось, что вы идете в столцу.

— Это не имеет значения.

— И что вас ждет в столице? Кроме плахи, разумеется.

— Я не уеду без моего мужа, без Орсини. А он арестован.

— Вот как! — она уловила ноту ревности. — Быстро же он справился с вами.

— Я всегда его любила, — ей было все равно, разозлят ли Барбье ее слова.

— Я вам не верю. Вы говорите так из чувста долга. Что он вам? Орсини! Простолюдин! И даже не красивый простолюдин! — он с невольной гордостью откинул голову, демонстрируя свое красивое лицо, достойное резца греческого скульптора. Она равнодушно скользнула взглядом по его правильным чертам, и ей захотелось быть жестокой.

— А вы, Барбье? Вы, что же, более достойны моей любви? Пред королевой Аквитанской равно мелки и Орсини и безвестный граф де Барбье, ничем не прославивший свое имя. Чем вы можете гордиться? Дворянским происхождением? Титулом? У вас нет ни яркого ума, ни чести, ни особой отваги, ни душевного благородства. Красивое лицо? Вы же не женщина, чтобы кичиться красотой. Это вы, мужчины, склонны влюбляться в дурочек только за длинные ресницы и прелестную форму губ. Мы, женщины, скажу вам по секрету, предпочитаем видеть около себя личность, а не куклу.

— Личность? Ваш Орсини лишь то, что вы в своем королевском милосердии соизволили из него сделать.