Сердце яростное и разбитое

– Fell siralla, – Лия Мара краснеет еще больше. – Глупый мужчина.

– Кажется, мне больше нравилось без перевода.

Она смеется, и тут же в ответ на это искорки света в моей крови начинают кружиться в танце. Все во мне изнывает от желания приложить усилия и направить звезды в то место, где моя кожа соприкасается с кожей Лии Мары, но я заставляю себя ждать. Мне нужно быть терпеливым. Быть нежным.

– Как так вышло, что ты свободно говоришь на эмберфолльском? – спрашиваю я.

– У меня были учителя, – отвечает она. – Матушка считает верхом невежества и высокомерия незнание языка тех государств, с которыми мы граничим.

Подобный критерий оценки кажется мне весьма суровым.

– Уверен, что наши солдаты на границе учили язык, но все учителя в Замке Железной розы были убиты во время первого сезона проклятья.

– Правда? Но Джейкоб и Ноа так хорошо на нем разговаривают.

Я качаю головой.

– Для них это английский. Язык на той стороне очень похож на эмберфолльский.

Я задумываюсь и прокручиваю в голове звучание слов, сказанных Лией Марой.

– Fell siralla, – пробую произнести я.

Она качает головой.

– Мягче. Fell siralla, – говорит она, и слова безо всяких усилий слетают с ее губ.

Я пробую снова, и Лия Мара хихикает.

– Ты слишком резко произносишь слова. Мягче.

– Fell siralla, – говорю я, и на этот раз девушка пытается скрыть улыбку, закусив губу.

Она берет мою свободную руку и подносит ее к своим губам, чтобы прошептать слова напротив кончиков моих пальцев:

– Fell siralla.

Я едва ее слышу. Я думаю о мягкости ее губ, которые, подобно крыльям бабочки, коснулись подушечек моих пальцев. Уверен, что в какой-то период моей жизни я дотрагивался до губ женщины, но сейчас я не могу припомнить, как и когда это было.

– Повтори, – прошу я, и мой голос звучит хрипло.

– Fell siralla.

Лия Мара ослабляет хватку на моем запястье, и я провожу большим пальцем по ее нижней губе. Рот Лии слегка приоткрывается. Я ловлю себя на мыслях о том, что мне хочется провести пальцами по линии ее подбородка, по скулам, заправить за ухо прядку огненно-рыжих волос.

В эту самую секунду из-за деревьев могут выбежать солдаты, и я проиграю без боя.

– Ты перестал упражняться в произношении, – журит она меня, но в ее глазах пляшут веселые искорки.

– Глупый мужчина, – прилежно проговариваю я.

Она смеется напротив моих пальцев, но ее смех прерывает удивленный вдох. Девушка вытаскивает свою порезанную руку из-под моей ладони.

– У тебя получилось.

Кровь исчезла, как и порез на ее руке.

Я беру ладонь Лии Мары и провожу пальцем по гладкой коже, на которой прежде была кровоточащая царапина.

Она вздрагивает.

– Вот видишь? Я знала, что ты можешь быть нежным.

Мне хочется снова дотронуться до ее губ и доказать ей это еще раз.

– Как думаешь, может, теперь тебе стоит попробовать на Тайко? – спрашивает она.

Тайко. На какой-то дикий, сумасшедший момент я забываю, кто такой Тайко, что уж говорить о том, чтобы помнить, что именно я должен что-то пробовать.

Я и правда глупый. Откашлявшись, я отвечаю:

– Да, стоит попробовать.

– Как думаешь, ты его разбудишь?

Не знаю. Я встряхиваю головой, пытаясь вернуть себе ясность мыслей, но Лия Мара, должно быть, принимает это за ответ.

Я бесшумно крадусь к месту, где спит Тайко. Верхняя часть его тела обнажена, потому что, как он говорит, во сне рубашка натирает раны. Несмотря на теплый воздух, Тайко обнимает себя руками. Его дыхание медленное и глубокое. Присев на корточки, я осторожно опускаю руку ему на плечо.

Мальчишка вздрагивает и пытается повернуться. Его глаза распахиваются в поиске опасности.

Я поднимаю руки.

– Спокойно, – шепотом успокаиваю его я.

Взгляд у Тайко дикий и все еще заспанный. Я невольно задаюсь вопросом, какие ужасы преследуют его во сне.

– Грей. Что.

– Ничего не бойся, – говорю я. – Мне просто хотелось попробовать исцелить твои раны.

– А! О! – он ложится обратно на подстилку из старых сосновых иголок и утыкается лицом в предплечье. Его дыхание замедляется, но в теле появляется новое напряжение, будто он готовится к боли. – Давай.

Я снова кладу руку ему на плечо, стараясь касаться его кожи настолько мягко, насколько это возможно.

Синяки повсюду, но худшие из повреждений тянутся поперек нижней части спины. Некоторые раны стали ярко-красными, и я знаю, что Ноа беспокоиться о том, что в кровь Тайко попала инфекция. Меня никогда не пугала жестокость, но каждый раз, когда я вижу раны мальчика, все внутри сжимается. Ответственность за эти раны лежит на мне.

Когда я провожу рукой по самой неглубокой отметине от хлыста, у Тайко перехватывает дыхание, но он ничего не говорит.

– Мне не обязательно пробовать, – тихо говорю я.

– Нет. Пробуй.