Студия Plaza Sound, где мы записывали наш первый альбом, оказалась потрясающим местом. Огромная – не то что остальные, маленькие, размером со шкаф, – и очень пафосная. Она находилась в том же самом здании в стиле ар-деко, что и мюзик-холл Radio City, куда я в детстве ходила на пасхальные и рождественские концерты с участием The Rockettes. На самом деле The Rockettes вполне могли репетировать в соседнем зале, пока мы записывались. Студия, занимавшая весь верхний этаж, была построена специально для Симфонического оркестра NBC и дирижера Тосканини. Она висела на железных балках, как подвесной мост. Танцполы стояли на резиновых амортизаторах, чтобы изолировать звучание оркестра и шум танцев от остального пространства. В 1930-е, когда ее построили, это наверняка был настоящий инженерный прорыв.
Еще одно примечательное изобретение – массивный старый орган. Он звучал как синтезатор – только доэлектронного века, полностью механический. Целая комната позади него была битком набита всякими потрясающими маленькими механическими артефактами, которые создавали эффекты, использовавшиеся в шоу и немых фильмах: деревянные молоточки, дверные кольца и колокольчики, барабаны и свистки… Иногда мы спускались на лифте в театр и слонялись за экраном, в то время как на нем шло кино. А порой поднимались на крышу, где Крис делал новые отличные фотографии. Мы находились в студии каждый день с полудня до часу-двух ночи, и все здание было в нашем распоряжении. Сорок лет спустя, когда мы играли в память Дэвида Боуи, пробиться в здание было невозможно из-за безумной новой пропускной системы.
К тому времени мы знали наизусть все песни, которые записывали в студии, – так часто мы играли их на сцене. Однажды наш продюсер Ричард Готтерер привел к нам Элли Гринвич. Они были знакомы, так как оба работали в Брилл-билдинг. Все мы обожали Элли за песни, которые она написала для The Shangri-Las: Leader of the Pack и еще одну, которую всегда исполняла Blondie, – Out in the Streets. Ричард спросил, не споет ли Элли на бэк-вокале в паре композиций. Та согласилась и привела с собой еще двух женщин, которые выступали в ее трио. Я сидела в аппаратной и смотрела, как они работают. Они были безупречны. Их голоса звучали потрясающе слаженно. Одна из песен, для которой они записались, In the Flesh, стала нашим первым международным хитом. В Австралии она вышла на первое место после того, как прозвучала в самой популярной музыкальной телепрограмме – «Каунтдауне» Молли Мелдрама. Молли всегда утверждал, что, хи-хи, поставил ее случайно, – ну а что, мы только руками развели…
Чтобы раскрутить альбом в Штатах, Private Stock выпустила афишу, которую они расклеили по всей Таймс-сквер. Афишу не с Blondie, а со мной, только со мной, в прозрачной блузке, анфас.
Мы настоятельно попросили, чтобы на афише была вся группа. В звукозаписывающей компании покивали и ответили: «Нет проблем». Вышло так, что один очень крутой японский фотограф, Шиг Икеда, сделал несколько портретов каждого из нас – заодно с обычными групповыми фотографиями для обложки альбома и рекламы. Шиг и снял меня в той прозрачной блузке – и менеджеры поклялись, что в кадре останется только лицо, никакого тела. Позже Крис рассказал мне, что многие из тех, с кем он разговаривал, подумали, что это реклама интимных услуг.
Я пришла в ярость. Не из-за того, что мои маленькие соски были выставлены на всеобщее обозрение, – это меня не очень-то беспокоило. В Punk и Creem печатали и более откровенные мои фотографии. Но тогда это было весело и иронично, мы играли с идеей пинапа в андеграундном рок-журнале, а это сильно отличается от ситуации, когда какие-то работнички из звукозаписывающей компании эксплуатируют твою сексуальность. Секс продается – вот их вечная присказка. Я не тупая и знаю это, но только условия должна ставить я, а не какие-то там левые люди. Я ворвалась в Private Stock, предстала перед сотрудником – не буду называть его имя – и сказала: «А вам бы понравилось, если бы на афише красовалась ваша мошонка?» Он ответил: «Это было бы отвратительно!» «Ага, вот и двойные стандарты», – подумала я (интересно, что там такого ужасного с его мошонкой).
Теперь мы с Крисом устроились в квартире в роскошном доме на Семнадцатой улице, между Шестой и Седьмой авеню. Гэри с нами уже не было: обвинения с него сняли и ему не приходилось скрываться. Наше новое жилье было чем-то средним между чердаком и лофтом. Потолки проходили под наклоном и в задней части были ниже, чем в передней, где находилась гостиная, но мы редко ею пользовались.