Сердце химеры

В пакете оказался пирог со сливами. И я знал, кто печет такой пирог… «На тесто укладывается слива, посыпается густо сахаром, поливается сметаной… Все просто, Михаэль, да только вам не надо ничего этого запоминать… Когда захотите, вы только скажите мне, и я испеку его для вас…» Это был пирог Лоры. Я словно слышал ее голос, и совершенно не удивился бы, если бы она появилась на террасе – загадочная, с потемневшими от тайн глазами, закутанная в свою любимую домашнюю теплую шаль. Ну почему я не придавал значения тогда всему тому, что она мне говорила и предлагала?! Она любила меня, любила… Даже сейчас, когда ее не было, мне было приятно и горько думать об этом. Бедная, красивая Лора.

– Вот вам и ответ, где Полина! – многозначительно произнес Вишняков. – Она где-то тут, поблизости… Она исчезла, придумав убийство своей сестры, для того чтобы продолжать беспрепятственно опекать вас, Михаэль. Да вы – счастливый человек, раз вас так любят женщины!

Наши отношения становились все менее официальными. Лев Григорьевич был мне все более симпатичен, даже больше, чем агрессивно настроенный Павел. Но я знал своего брата, знал, что это пройдет и он снова будет защищать меня и находить аргументы в мою пользу.

Я включил электрический чайник, достал жестяную банку с чаем. Павел открыл буфет, по-хозяйски разрезал и разложил куски еще теплого пирога на тарелку.

– Может, вы напрасно бросили Полину? – попытался пошутить Лев Григорьевич. – Вкусно необыкновенно!

– А по-моему, она сошла с ума, – вдруг сказал Павел. – Вы только представьте себе, что должна испытывать женщина, которая, убив любовницу (как она считала) своего бывшего мужа, придумывает совершенно дичайшую историю с убийством собственной сестры. Она спятила. Ты уж извини, Михаэль. Разве она не понимала, что выяснить, жива ли ее сестра и не совершено ли в Хвалынске зверское убийство, можно элементарно, буквально за пять минут… На что она надеялась?

– Знать бы… – Я и сам порядком запутался в поступках своей бывшей жены.

Мы уже доедали пирог, когда Вишнякову позвонили. Он осторожно поставил чашку с недопитым чаем на блюдце и весь обратился в слух. Лицо его принимало выражение полного непонимания. Он даже пытался как будто бы что-то произнести, возразить, но слова так и оставались невысказанными, застрявшими в горле… Наконец он надул щеки, выпустил воздух и, вращая округлившимися глазами, повернулся в мою сторону и спросил в трубку:

– Ошибки быть не может? Ясно. Хорошо, до связи. – И, обращаясь уже ко мне: – Полина… Ее машина… Ее нашли примерно в двадцати километрах отсюда, на трассе. Ваша бывшая жена, Михаэль… она застрелилась, – он словно извинялся.

– Да нет… Это ошибка! – воскликнул я. – Мы же только что ели пирог, который она принесла! Вы, Лев Григорьевич, еще сказали, что она где-то тут, поблизости…

– Ну, я так предположил. Слышал звук удаляющихся шагов. Но догонять не стал – это бессмысленно.

– Но ведь этот пирог не Полинин… – вдруг до меня дошло, и перед глазами вновь возникла тень Лоры, кутающейся в шаль. – Это рецепт Лоры. Это она кормила меня таким пирогом. Вы поверьте мне, я люблю поесть и разбираюсь в еде. Полина может приготовить курицу. Хотя стоп. Точно такую же курицу я ел и у Лоры.

– Михаэль, чем сейчас занята твоя голова?! Неужели у тебя так сильно развит инстинкт самосохранения, что ты вместо того, чтобы осознать, что Полина застрелилась, думаешь о том, каким образом приготовлена курица?!

– Дело не в эгоизме. Если бы не эта кошмарная история со смертью Лоры, то я подумал бы, что и курицу и пирог приготовила именно она.

– А у вашей Лоры не могло быть случайно сестры-близнеца? – вполне серьезно поинтересовался Вишняков. – Как вам ход моих мыслей?

– Вы шутите… – Я почувствовал, что бледнею. Мне стало нехорошо, даже голова закружилась.

– Павел, мне все это не почудилось? Полина застрелилась? – Я избегал смотреть на Вишнякова, поскольку заранее знал ответ.

– Да. При ней обнаружены документы. Хотя вам, конечно же, придется поехать на опознание, Михаэль. Вот черт, надо же, какая история вырисовывается!

– Получается, что она убила Лору, а потом, мучимая угрызениями совести или вообще – кошмарами, – рассуждал Павел, – решила уйти из жизни сама. Я где-то читал, что не все убийцы чувствуют себя комфортно после того, что сотворили. Она – чувствительная женщина.

– Она была здесь, принесла этот пирог… – Мне подумалось, что от таких известий меня может и стошнить этим предсмертным ее пирогом. – Мы не успели его доесть, как узнали о том, что она застрелилась. А может, ее застрелили?

– Может, – Вишняков сложил руки на брюшке. – Разное, знаете ли, бывает.

Он был спокоен, иначе и быть не могло – у него работа такая. А он – профессионал.