Сердце химеры

– Но потом ты понял, что она сделала себе дубликат и продолжала время от времени наведываться к тебе, так? – ерничал прежде такой милый и тихий Павел.

– Да, именно так я и думал. Да вы поймите, я, когда работаю, пишу, часто бываю такой голодный… А тут возвращаюсь, скажем, после прогулки… Я часто гуляю по набережной или городскому парку, а то и езжу на электричках (Паша, ты же знаешь!), придумывая новый роман или главу. Не говоря уже о том, что то и дело мотаюсь то в Москву, то в Питер, то на море, где собираюсь строить дом.

– Вот она в твое отсутствие-то и наведывалась. Читала твои книги, – почему-то очень печально произнес мой брат. – Знаешь, мне кажется, что тут угадывается некая связь…

– Ты снова про связь… – застонал я, не в силах и дальше терпеть развития этой темы. – Да не было у нас с ней никакой связи, поверьте мне!!! Быть может, именно поэтому-то я так болезненно переживаю ее смерть, словно ушел самый близкий мне человек, что чувствую себя виновным в том, что между нами ничего не было, что я не открыл ей своего сердца… Не спас ее от всех тех, кто разрушал ее жизнь, понимаете?

– Я не об этой связи, – каким-то неестественно напряженным голосом сказал Павел. – Я о связи твоих книг с тем образом жизни, что вела Лора.

– В смысле?

Вишняков с интересом слушал наш разговор, подперев щеку указательным пальцем правой руки. Думаю, его даже забавляла наша перепалка.

– Вот скажи, каких героинь ты выводишь в своих книгах? Кем как автор восхищаешься, кого жалеешь?

– Да мало ли… У меня много героинь – женщин.

Тут Павел неожиданно повернулся к Вишнякову, словно желая взять его в свидетели:

– Посудите сами, Лев Григорьевич. Все его героини – женщины не простые, это роковые женщины, сильные, раскованные, имеющие по нескольку любовников, ведущие активный во всех отношениях образ жизни…

– Неправда, – я был настроен уже, чтобы обидеться на брата. – У меня разные героини.

– Кому ты рассказываешь, Михаэль? Да ты всю жизнь мечтал встретить именно такую женщину, у тебя это читается на каждой странице. Твои нереализованные желания…

Да, трудно было, конечно, признаться, что он говорит чистую правду. В последнее время жизни с Полиной меня буквально тошнило от ее пресной мины, от того глубокого порядка, в который она собиралась упаковать меня, как в чемодан. Возможно, мне тогда хотелось свободы, новых встреч, новых впечатлений, любви, наконец. Павел хорошо знает мою натуру, он все правильно понял. И, вероятно, я на подсознательном уровне писал о женщинах, мне интересных, как он сказал, «роковых». Но кто бы мог подумать, что мои книги окажут влияние на такую молодую, неокрепшую душу, как Лора?!

– Она любила тебя. Хотела тебе понравиться, – произнес с горечью Павел. – Вот и пыталась подражать твоим героиням, считая, что только таким образом может понравиться тебе.

– А вы, вы, Лев Григорьевич, вы что, тоже так считаете?

– Я, к сожалению, не читал ваших книг. Но, учитывая то, что я знаю о вас и вашей соседке, плюс факты, связанные с вашим взаимопроникновением, могу предположить, что если Лора была влюблена в вас и читала ваши книги, где вы пишете о женщинах определенного типа… То, да, пожалуй, она из желания понравиться вам стала такой, какой она стала, – он развел руками. – Возможно, сначала это было игрой, а потом уже стало и образом жизни…

– У твоих героинь всегда было много денег, и их содержали мужчины. Вот Лора и поняла, что раз муж ей денег не дает в требуемом количестве, да и любовник ни рыба ни мясо, следовательно, надо бы заработать их самой.

– Паша, что такое ты говоришь? Ты обвиняешь меня в том, что я при помощи своих книг развратил Лору, превратил ее в проститутку?!

– Михаэль, да ты успокойся. Ты-то ни при чем. Просто я пытаюсь понять, кто и за что убил ее, понимаешь? А для того чтобы это понять, надо понять Лору, ее поведение, ее чувства…

Я ощутил себя ослом. Девушка, в которую я был влюблен, тоже, оказывается, была влюблена в меня, и если бы я был порешительнее, то мы, возможно, могли были быть счастливы.

Павел смотрел на меня с укором. Даже смешно стало. Неужели он всерьез думает, что я виновен в падении Лоры?

– Тсс… – Вишняков приложил указательный палец к своим губам. – Вы ничего не слышали?

Я не слышал ничего, кроме биения своего испуганного и виновного во всех смертных грехах сердца.

13

У Льва Григорьевича в руках появился пистолет, и он метнулся к выходу. Вспыхнул свет (это Павел включил свет в передней), мы с ним бросились вслед за Вишняковым.

Спустя несколько мгновений мы с Павлом стояли на террасе (Вишняков прочесывал сад) и смотрели на оранжевый с черным полиэтиленовый пакет – точно такой же, в котором была присланная Полиной курица. На этот раз чесноком не пахло. Вишняков вернулся, уверенно взял пакет и протянул его мне.

– А вдруг это бомба? – спросил за моим плечом братец.

– Это не бомба, а какая-то еда, – покачал головой Лев Григорьевич. – По логике вещей.

– Почему вы так решили?

– Да потому что смысла подсовывать вам бомбу, Михаэль, нет. Вы не убийца, не свидетель, вы – тот, за кого борется одинокая и брошенная женщина…