Сквозь густые тучи в плотную и густую атмосферу входило огромное космическое тело, от трения раскалившееся добела. Это был метеорит. Исполинский, размером, наверное, с целую планету, он медленно падал, пробивая своим заостренным концом путь к поверхности бурлящей поверхности. Когда он соприкоснулся с извергающейся вершиной залитой лавой горы, раздался громкий, рвущий барабанные перепонки скрежет, а затем такой же громкий хлопок. Асмер думал, что оглохнет, пока его не отвлекло нечто другое. Вспышка света. Ослепляющая и настолько яркая, что все вокруг стало вдруг абсолютно белым, абсолютный свет заполнил все пространство.
Когда какофония звука и безумное светопреставление завершились, и Асмер, наконец, мог, использовать свои органы чувств, он увидел последствия соприкосновения двух этих огромных тел – планеты и камня, упавшего с неба.
От незваного гостя, так неожиданно грянувшего на обед, ни осталось ничего, лишь вмятина на поверхности планеты, там, где только что возвышались достигающие неба горы, теперь зиял невероятный, в несколько сотен километров кратер. От этой отметины во все стороны расходилась взрывная волна, воспламеняющая все, что встречала на своем пути – она плавила камни, испаряла жидкость, оставляя после себя причудливые фигуры застывшей породы.
Через мгновение волна закончила свое шествие и, обойдя всю сферу планеты, вернулась к начальной точке. Кратеру.
Все утихло, и наступил покой. Камень, упавший с небес, что-то поменял. Поменял к лучшему. Лава больше не извергалась тут и там, а земля не разверзалась. Это было затишье.
Но не перед бурей ли?
Асмер не знал. Поэтому ждал. Время проносилось стремительно, и он видел, что что-то меняется.
Плотная завеса неба, не пропускающая почти ни крупицы солнечного света, начинала постепенно исчезать: сначала местами, пропуская лучи, а затем все больше и больше, пока последняя туча кислотного неба не исчезла. Солнце начинало нагревать вновь замерзшие ледники, которые, тая, толщами воды стекали, образуя океаны и моря, покрывающие большую часть поверхности планеты.
На их дне начинали появляться небольшие зеленые ростки, вскоре заполнявшие все больше свободного пространства. На суше происходило ровно то же самое, правда, гораздо медленнее. Жизнь брала свое. Вот и первая живность, совсем примитивная, но живность, заполонила океан.
Асмер видел, как все меняется, эволюционирует. Затем уже вся планета, каждый клочок суши и каждая впадина моря, кишели жизнью. Жизнь эта была невероятно разнообразна, и иногда на одном метре любой поверхности, неважно суши или воды, можно было увидеть огромное множество различных форм и видов живых существ.
Затем он услышал голос. Тот же самый, что слышал там, наяву, но в этот раз голос был не один. Ему вторило сотни других, более тихих.
Теперь уже голубой небосвод озарила вспышка. Падающий в этот раз метеорит был гораздо меньше, и, как только вошел в атмосферу, тут же разлетелся на множество более мелких кусков, разлетевшихся по всей планете. После них не оставалось кратеров, вообще никаких следов, что в это конкретное место упало космическое тело, словно оно не рухнуло, а слегка приземлилось, едва коснувшись поверхности. Два обломка, один из которых был разительно больше других, упали совсем близко друг к другу.
И Асмеру не нужно было сверяться с картами, чтобы понять куда. Видя, долину, раскинувшуюся под ним, озеро, впадающее в море, он понимал, что вырастет здесь спустя, вероятно столетия. Он знал, что долина вскоре превратиться в город, а берег озера в рыбацкую деревушку, которой суждено будет превратиться в ужасную обитель проклятых.
А планета тем временем продолжала меняться. Однако, она словно бы поделилась на зоны, в которых жили существа, невероятно похожие друг на друга не только внешним видом, но и физиологией, и в то же время сильно отличающиеся от обитателей других регионов.
Конечно, были и лишенные некоего видового влияния зоны. Здесь жизнь менялась вследствие потребностей выжить. Изменялась, вырабатывая признаки, помогающие в определенной, конкретной необходимости, что возникала от банальной потребности жить и оставлять потомство. Само собой, эволюция здесь протекала гораздо медленнее, но для Асмера, зрителя, который мог в любой момент ускорить представление, все происходило быстро.