Сердце, которое мы не знаем. История важнейших открытий и будущее лечения сердечно-сосудистых заболеваний

Рак и заболевания сердца нередко идут в паре. Люди, поборовшие рак, имеют высокий риск развития сердечно-сосудистого заболевания, даже если их организм не сильно пострадал от токсического воздействия лечения. И чем дольше пациент живет после своей онкологии, тем выше этот риск[457]. Вместе с тем многие факторы риска развития сердечно-сосудистых заболеваний, такие как ожирение или малоподвижный образ жизни, в свою очередь, повышают риск рецидива рака[458],[459]. Физическая активность не только помогает восстановлению организма после болезни, но и, по данным исследований, снижает вероятность повторного возникновения онкологии, а также смерти как от рака, так и от не связанных с ним заболеваний[460]. Помимо этого, уже точно установлено, что ожирение – это мощный фактор риска развития онкологического заболевания. И, как показывают современные исследования, рак и заболевания сердца можно не только получить комплектом, но также и предотвратить одним разом за счет изменения образа жизни: перехода к здоровому питанию и физической активности.

Но если в причинах возникновения рак и сердечно-сосудистые заболевания схожи, между ними все равно есть одно большое различие. «Пациенты считают рак более страшным заболеванием, чем сердечная недостаточность. Поэтому, когда пациентам диагностируют рак, они считают, что умрут от него, если не предпримут какие-то агрессивные меры, – говорит Майкл Хури. – А вот к сердечной недостаточности отношение менее категоричное, потому что у многих пациентов есть друзья или родные с “больным сердцем”, которые, по их мнению, “спокойно” живут со своей болезнью уже много лет».

«Люди автоматически воспринимают рак как смертельную болезнь», – говорит Кэти. Однако в этом смысле рак не сильно опережает сердечную недостаточность. Среднестатистический пациент старше 65 лет, попавший в больницу с сердечной недостаточностью, проживает еще всего лишь два года[461].

Рак проник своими метастазами в нашу обыденную речь больше, чем какая-либо другая современная напасть. Зачастую в отношении него употребляется метафора войны. Когда у сенатора Джона Маккейна была диагностирована опухоль мозга, многие, включая Барака Обаму, тут же нарисовали себе картину военных действий, где Джон Маккейн боец, а рак – его злобный противник. Но эта метафора подспудно намекает на то, что пациенты, не сумевшие оправиться от рака, слабы, поскольку проиграли своему врагу, а те, кто выбрал паллиативную помощь вместо лечения, просто сдались без боя. Пациентов принуждают «быть сильными», и многие чувствуют, что не имеют морального права не соглашаться на агрессивные или инвазивные методы лечения. Само упоминание рака нынче звучит как призыв к оружию: когда протоковую карциному in situ (микроскопическое неинвазивное злокачественное поражение молочной железы) – заболевание, которое в одном из пяти случаев перерастает в метастазирующий рак спустя 5–40 лет после постановки диагноза, – в одном исследовании назвали не «заболеванием с высокой степенью риска», а «неинвазивным раком», гораздо большее число женщин согласились на такие агрессивные решения проблемы, как хирургическое вмешательство[462].

Милитаризация рака дошла до такой степени, что во многих случаях эту аналогию переворачивают другим концом, описывая военные действия в онкологических терминах. Обращаясь к войскам в Ираке в 2016 г., Эш Картер, бывший тогда министром обороны США, сказал: «Рак ИГИЛ, который грозит распространиться… невозможно вылечить болезнь, просто вырезав опухоль. Нужно уничтожить ее везде, куда она распространилась»[463]. И даже критики этой аналогии Картера не обошлись без отсылок к медицине в своих речах. Один эксперт по внешней политике заявил: «Нужно сначала избавиться от шиитского правительства, и тогда воспалительный процесс, побочные эффекты, ИГИЛ тоже пропадут».