Сердце Кровавого Ангела. Дилогия

Известие о приеме немного порадовало. Обычно подобные гулянки в доме Красса длились чуть ли не до рассвета. Господину явно будет не до меня, так что этой ночью не стоит опасаться, что вызовет к себе. Смогу безбоязненно и спокойно выспаться, не думая о том, что в любой момент, если того захочет хозяин, должна буду привести себя в соблазнительный вид и отправиться в его спальню. А потом выполнять каждую прихоть, ни словом, ни взглядом не выдавая, насколько все это противно. Даже за маской безразличия укрыться не могла. Нужно было изображать, что мне безумно приятно все, что делает господин. Как только он замечал недовольство, следовало наказание. Из разговоров девчонок я знала, что с ними он не так церемонится, как со мной, и наказывает еще более жестоко. И боялась даже представить, каково им приходится, раз я сама с содроганием думаю о том, что делали со мной самой.

С облегчением выдохнула, оказавшись в своем единственном убежище. Месте, где хоть ненадолго могла ни перед кем не притворяться и делать то, что захочу. Здесь мне даже разрешили все переделать по своему усмотрению, и набившая оскомину вульгарная роскошь не резала глаз. Здесь было мило и уютно. А окна, которых не было нигде на тайной половине дома, заменяла огромная картина через всю стену с изображением уходящего к горизонту морского пляжа. Наверное, не будь ее здесь, я бы захандрила еще сильнее, потому что солнце в последний раз видела четыре года назад.

На прогулку нам разрешали выходить только после захода солнца, и длилась она не больше часа. Тайный внутренний дворик, из которого нечего было и надеяться выбраться в большой мир. Только там нам разрешали гулять. Даже в жутком бараке, где мы жили с матерью, я ощущала себя лучше, чем здесь. По крайней мере, там мне никто не мешал выйти на улицу и гулять везде, где хотелось. Особенно я любила тогда убегать к морю. Иногда, когда смотрела на картину в моей теперешней комнате, даже будто слышала шум морского прибоя. Наверное, память играла со мной в своеобразные игры подсознания.

Устроившись в любимом кресле, я раскрыла книгу и попробовала погрузиться в нее. Получилось далеко не сразу. Из головы не выходил Аден Ларес, и я с досадой кусала губы, злясь на саму себя за непонятные эмоции. Даже обрадовалась, когда в дверь постучали, отвлекая от сумбура, царящего в голове.

Удивилась, когда вместо привычной прислуги, приставленной к нам, появился личный секретарь Красса Падерниса. Сердце екнуло от тревожного предчувствия, и нежно-васильковые глаза красивого вампира тут же отошли на задний план. Моя рука, лежащая на книге, заметно задрожала и я тут же сжала ее в кулак, чтобы скрыть проявление слабости. Секретарь, один из молодых вампиров, чьим хозяином был Красс, Церетр Тарн, худосочный и неприметный, но зато ушлый в делах (вероятно, потому выбор господина и пал на него когда-то) смерил меня цепким взглядом.

— Господин Падернис велел вам сопровождать его на сегодняшнем приеме.

В первую минуту я не поверила услышанному, настолько это показалось невероятным. Может, он сказал что-то другое, а еще не пришедшее в порядок сознание исказило смысл? Глядя на мою невменяемую физиономию с отвисшей челюстью, Церетр слегка усмехнулся и сухо проговорил:

— Платье доставят через час. Слуги помогут вам привести в порядок внешний вид. Будьте готовы.

Не говоря больше ни слова, секретарь вышел, оставляя меня в полной прострации. Только начав задыхаться, я осознала, что даже дышать забыла от потрясения. Происходящее выходило за грань понимания. Ни одна девушка, переступившая порог тайных помещений, не покидала его до самого конца. Даже смерть ее проходила здесь же, в спальне господина, посчитавшего, что живая игрушка более ему неинтересна. Чтобы Красс выпускал кого-то из своих смертных тайных игрушек наружу, о таком и речи быть не могло. А уж тем более о том, чтобы сопровождать его на приеме, стоять рядом с ним и быть официально представленной вампирской элите! Для этих целей у него существовали любовницы из своих.

Что если мне, как любимой игрушке, напоследок решили оказать такую честь в знак особого расположения? А уже сегодня ночью или, в крайнем случае, завтра настанет мой черед отправляться в утиль? К горлу подкатила дурнота, и я едва сумела подавить рвотный позыв. Страшно было до безумия. Мои жалкие попытки казаться бесстрастной потерпели полное поражение. Всю меня сотрясала мелкая дрожь, которую никак не удавалось унять. Даже зубы выбивали барабанную дробь.