Сердце Кровавого Ангела. Дилогия

Вздрогнула, когда раздался новый стук в дверь, и едва сумела выдавить разрешение войти. В этот раз появилась уже знакомая служанка из людей. Тех, чьи семьи испокон веков служили Крассу. Им доверяли безоговорочно, потому и беспрепятственно разрешали входить в тайные помещения. И я знала, что преданность таких людей заходит настолько далеко, что они предпочитали умереть, чем предать господина. Эта служанка отвечала за то, чтобы наводить марафет на нас, рабынь, когда хозяин желал видеть кого-то из нас. Осознав, что секретарь Красса нисколько не шутил насчет того, что предстоит уже через несколько часов, я судорожно выдохнула.

— Что происходит? — не выдержала я, когда служанка усадила меня перед зеркалом и стала умелыми движениями наносить макияж.

— Наше дело выполнять приказы, а не требовать объяснений, — она сдержанно улыбнулась, давая понять, что не намерена обсуждать волю хозяина.

Я уже давно замечала, что люди, приставленные к нам, стараются сохранять дистанцию. Ведут себя церемонно-вежливо, но не более того. И я догадывалась почему. Если они начнут воспринимать нас иначе, привязываться, то вряд ли смогут нормально воспринимать то, для чего мы предназначены. Им проще было отгораживаться от нас, воспринимать, как кукол или аквариумных рыбок. Помню, как поначалу уязвляло подобное отношение и я пыталась найти с прислугой общий язык. Но каждый раз натыкалась на глухую стену. А потом осознала, что веду себя с другими девушками точно так же. Боюсь снова испытать то, через что уже прошла когда-то.

Помню, как, едва поселившись здесь, подружилась с одной девушкой. Ее звали Катрина. Бойкая, веселая, жизнерадостная. Она никогда не унывала, что бы ни случалось. Из рассказов о ее жизни я знала, что Катрине приходилось скитаться по улицам, воровать, делать все для того, чтобы выжить. Катрина воспринимала то, что ее взяли в дом Главы вампиров, как подарок свыше. Тогда мы с ней еще не знали, какая незавидная участь грозит каждой из нас.

Она поддерживала меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь. Когда мне жить не хотелось после первой ночи с господином, Катрина убедила, что я все выдержу, смогу привыкнуть, пусть даже поначалу будет трудно. Она сама, живя на улице, не раз вынуждена была продавать свое тело за еду или мелкие деньги, пока не научилась обчищать карманы. Катрина прошла через такой ад, что то, что происходило с нами здесь, казалось ей не столь уж страшным. Только благодаря ее поддержке я не сошла с ума и смогла хотя бы внешне смириться с тем, что со мной происходило здесь. Она была первой, кого убили с момента моего появления в доме господина. Это произошло в день ее пятнадцатилетия, которое мы весело отпраздновали в нашем узком девичьем кругу. Ночью ее позвали в покои Красса, и оттуда она больше не вернулась.

Вне себя от беспокойства и волнения я расспрашивала слуг о судьбе подруги, а в ответ получала вежливые отговорки, что Катрина больше здесь жить не будет. Я даже некоторое время думала, что ее отпустили на волю, пока одна из девушек не рассказала правду. Осознание, что Катрину просто выпили, словно бутылку с вином, а потом выбросили, как ветошь, жгло душу. Было так больно, мерзко и страшно! Нам позволяли поверить в сказку, а потом безжалостно обрывали крылышки, словно мотылькам. Наша жизнь и правда больше всего напоминала существование мотылька. Короткая и такая хрупкая.

Больше я не позволяла себе ни с кем сближаться. Слишком тяжело далась смерть единственной подруги, какая была у меня в жизни. И слишком тяжело было после того, что узнала, позволять господину пользоваться моим телом, делать вид, что мне приятно, когда внутри все разрывалось от отвращения и протеста.

Я смотрела в зеркало на результат усилий служанки, и мне казалось, что вижу не себя, а кого-то чужого. Существо, больше напоминающее куклу. Лишенное собственных желаний, чье единственное предназначение — выполнять прихоти господина. Худенькое, почти эфемерное существо с тоненьким личиком. Кожа будто светилась изнутри, нежная, гладкая. Красс любил прикасаться к моей коже, говорил, что с ума сходит от ее запаха.

Волосы светлые, почти белые. Благодаря тщательному уходу они всегда были сияющими и мягкими, как шелк. Раньше они доходили до бедер, но недавно Красс высказал желание сменить мне прическу. Ему захотелось, чтобы мои плечи были открытыми. Так что теперь волосы доходили чуть ниже середины шеи и были разделены на прямой пробор. Из-за коротких волос, обрамляющих узкое лицо, черные глаза казались еще больше и глубже. Прямой нос, губы не слишком пухлые, но с мягким изгибом.

Я даже не знала, можно ли считать это существо в зеркале красивым. И не хотела знать. Привыкла воспринимать свое тело отстраненно. Так было легче прятаться внутри, когда происходило то, что вызывало ужас и отвращение. Существовало будто две меня: девушка-рабыня — чужая собственность — и я настоящая, которая могла себе позволить протестовать, плакать и осуждать то, на что приходится идти. Правда, вторая моя сущность была спрятана так глубоко внутри, что никому к ней не было доступа.