Азель может сколько угодно изображать самодовольную стерлядь, но после предательства Курта она явно жаждет крови и находится в поиске неприятностей, а значит, и доиграться может. Мне же совершенно не хотелось искать новую псарницу, да и Рокк – был хорошим гончим.
Выйдя из таверны, я оглянулся по сторонам и поднял повыше воротник от холодного ветра. Тут, на окраинах Центрума, было немногим теплее, чем за его пределами. Тепла центральных закладных люксума не хватало для отопления всей столицы.
Зато чем ближе к элитным районам, садам и королевскому дворцу – тем жарче.
Мне пришлось пройти пешком два квартала, прежде чем удалось поймать дилижанс. Старенький механоид пыхтел паром, скрежетал шестернями, но кое-как полз по улицам.
– Нельзя ли побыстрее? – спросил я у возничего за штурвалом. – Я тороплюсь.
– Два грамма, – раздалось в ответ.
Пришлось лезть в карман и доставать заранее отмеренные крупицы люксума. Ровно две штуки. Одну возничий положил к себе в кошель, вторую закинул в топку.
Тут же дилижанс будто заново родился, если это понятие вообще применимо к этой машине. Из трубок повалил пар, а колеса завертелись втрое быстрее.
– Ишь как хорошо идет, родимый! – бодро выдал возница.
Я же слушал вполуха. Вместе с люксумом из кармана выпал и черный локон.
Еще по возвращении в родной мир я аккуратно связал волоски прочной нитью, чтобы не рассыпались, и все это время таскал с собой.
По-хорошему нужно было отдать Азель, чтобы та натаскивала пса на запах принцессы, но зачем-то придержал локон у себя. Возможно, интуиция уже тогда подсказывала, что за провал придется нести ответ лично перед королем и тогда локон станет отличной причиной дать охотникам еще один шанс…
Нужно было убрать “трофей” в карман, но вместо этого я пропускал волосы между пальцев, и те, будто шелк касались кожи. Удивительно мягкие, словно талая вода или мех котенка. Когда-то у меня был котенок…
А вот у девушек из нашего мира я ни разу не встречал таких волос, они жесткие и холодные – будто ветер на равнине. Эти же…не такие.
Повинуясь неестественному желанию, я поднес прядь к лицу и вдохнул аромат. Надо же, до сих пор пахнут свежестью, травой и чем-то неуловимо терпким, будто неизведанная пряность. Раньше я не различал этого запаха, а вот сейчас он будто раскрылся новой нотой.
– Прядь возлюбленной? – раздался голос.
Я резко поднял голову и просверлил взглядом возницу. Что за вечно любопытствующий народ, неужели так сложно ехать молча?
– Нет, – буркнул я, пряча локон в карман. – Смотрите лучше на дорогу! Сейчас будем проезжать сады. Уверен, вы делаете это не часто.
Впереди уже виднелся пропускной пункт – первый, но далеко не последний на моем пути. Пришлось показывать охране королевскую печать на пропуске, иначе бы нас попросту не пустили дальше.
Сады охранялись очень тщательно. Еще бы! Тут росли настоящие фрукты и овощи. Дорога как раз пролегала между огромных теплиц, за стеклами которых можно было разглядеть зреющий урожай.
– Я однажды своей жене на юбилей купил настоящий апельсин, – зачем-то рассказал возница. – Она была так рада. Даже расплакалась от счастья.
– И я тоже рад за вас, – из обычной вежливости ответил я.
– Во дворце, наверное, каждый день едят апельсины, – не успокаивался водитель.
– Вы понятия не имеете, что происходит во дворце, – все так же скупо произнес я. – А теперь, если можно, езжайте молча. Я плачу за дорогу, а не за болтовню.
Возница умолк, я же просто отвернулся в сторону садов, простирающихся на несколько миль в стороны. Если вдуматься, жалкий клочок земли по сравнению с тем, что я видел в чужом мире.
На какой-то миг в голове даже мелькнула мысль остаться там, бросить все – и затеряться в толпе. Уверен, я сумел бы приспособиться к отравленному газами воздуху и меня бы мало заботило то, что лет через сто тот мир повторит судьбу нашего. Моей жизни хватило бы на беззаботное существование в тепле и достатке.
Но эта мысль показалась трусливой. Слишком эгоистичной, чтобы я осуществил подобное. Потому что в родном мире оставались те, кому без меня не выжить – мать и сестра… После смерти отца, кроме меня, у них никого не осталось, а люксум с неба не падает…
За садами ждал новый пропускной пункт, за ним – пастбища. Еще один клочок земли, отведенный под разведение и выпас мясо-молочных пород скота. Друг моего отца когда-то был главным пастушьим и часто захаживал к нам в гости, иногда даже с отрезами мяса или кавалками сыра. Он рассказывал, что на весь Центрум разрешалось выращивать не больше трехсот голов, иначе не хватит ресурсов на прокорм скотины. Будучи маленьким, я слушал его и тоже мечтал стать пастушьим, но отец уже тогда заявил, что моя обязанность идти по его стопам… посвятить жизнь королю.
– Дальше дворец, – опять заговорил возница. – Меня не пропустят.
– Высадишь у последнего контроля, – бросил я ему – Пройдусь пешком.