Леночка, увидев их, с сожалением посмотрела на Мишку, которому показалось, что она сказала с обидой: «Вот. Не успел». Он разинул рот и, возможно, долго стоял бы в таком положении, но Леночка зашевелила губками:
–
Я пойду спать. Тётя Ната не заснёт, пока я не лягу.
Она отняла из его лапы свою ладошку. Ошарашенный
Мишка поплёлся за ней. Возле двери спальни она обернулась и уставила на него строгий взгляд:
–
Ты куда?.. Ваша спальня там.
–
Спокойной ночи! – кивнул он и остался на месте.
–
Спокойной ночи! Иди.
Мишка повернулся и пошёл.
« »
Через неделю после отъезда Имы Леван с Мишей снова сидели в кабинете Тамары Георгиевны Васадзе. Доктор в это время делала Леночке операцию по удалению доброкачественной опухоли. Когда они остались одни в этом белом, как медицинский халат, кабинете, Мишка сидел за столом, обхватив голову руками, а Лев вольготно развалился на кушетке.
–
Михо! – нарушил затянувшуюся тишину Лева.
–
У-у-у! – заурчал в ответ Мишка.
–
Чего урчишь?
–
Ей сейчас, наверное, очень больно.
–
Да
.
–
Лучше бы мне было больно.
–
Нет, Михо-джан! Женщина никогда не отдаст свою боль мужчине. Вот всё, что хочешь, отдаст – себя, молодость,
красоту, жизнь, – боли своей ни за что не отдаст.
–
Это почему?
–
Есть такая притча. Женщины возмутились: «Почему мы носим ребёнка, страдаем, потом рожаем с болью? Сделай, Господи, так, чтобы боли достались отцу. Это будет справедливо!» Бог внял мольбам. Вот она стала рожать, а муж приготовился переносить боль. Когда во время родов вдруг закричал от боли сосед, женщина взмолилась: «Господи, я лучше сама буду страдать»! Бог внял и этой мольбе.
–
Ты пошляк!
–
Не я – пошляк. Притча такая.
–
Это пошлый анекдот.
–
Теперь это называют анекдотом, а в древности люди страдали отсутствием чувства юмора и воспринимали анекдоты, как поучительные притчи. Угрюмый был народ. И ты сегодня угрюмый. А надо радоваться.
–
Чему?
–
Тому, что у вас будут детки в полосочку. Полоска белая, полоска чёрная. Нет. Полоска розовая, полоска … Слушай, ты какого цвета?
–
Я белый человек! – гордо воскликнул Мишка.
–
Нет, Мишенька, ты каштановый. И дети твои будут в каштановую полоску. А мы с Тамуней будем крёстными родителями.
–
Тебя в церковь не пустят.
–
Тогда будем твоим мальчикам делать обрезание в синагоге.
–
Твоя Тамара уже делает обрезание. Если всё пройдёт хорошо, я согласен на синагогу.
–
Придётся мне и тебе делать обрезание. – В дверях стояла Тамара с белым колпаком в руке и распущенными волосами. – Всё, Михаил! Быть тебе обрезанным по самые уши.
Что творилось в кабинете доктора Васадзе в следующие пятнадцать минут, может описать только очень талантливый хореограф. А вот когда эйфория прошла, а сбежавшийся персонал больницы покинул кабинет, доктор потребовала гонорар:
–
Я кушать хочу.
–
Что прикажешь?
-
Всё! Самое вкусное и самое красивое.
–
Едем! – воскликнул Мишка, схватил обнимающуюся пару и потащил к машине.
Когда сняли швы, Тамара взяла отпуск, и четвёрка молодых, красивых, здоровых и влюблённых покатила в Тбилиси.
После того как Гурам Гогитидзе узнал о диагнозе доктора Васадзе, его ожидание приезда Льва и Леночки обернулось навязчивой идеей организовать консилиум на самом высоком уровне. Он связался с Соломоном и, когда приехала Натали Арье, организовал контрольную процедуру диагностики её организма. Был проведён весь спектр исследований. Приглашённые им самим врачи не нашли явных признаков онкологии.
Гурам позвонил в Москву доктору Саше и пригласил его на организуемый консилиум. По приезде в Тбилиси Леночке тоже пришлось пройти контрольную диагностику. Поговорив с Леваном, Гурам решил привлечь на консилиум психиатров и патриархов грузинской православной церкви.
Единственное, чего не смог добиться Гурам Гогитидзе, это официального статуса консилиума и участия в нём руководства министерства здравоохранения. Доктор рвал и метал, убеждал, что это только информационное мероприятие, но воспитанные в духе коммунистического шовинизма дети пролетариата не вняли мольбам профессионального исследователя. Уже уходящий в историю «гегемон идеи всеобщего равенства» оставался слеп и глух ко всему, что противоречило его мировоззрению.
Только после того, как врач поговорил с родителями Леночки, он понял, что министерские функционеры не самый жестокосердный народ.
–
Никаких консилиумов я не знаю, – заявил отец Лены. – Пусть эта вертихвостка возвращается домой, если уже выздоровела. Нечего ей по грузинам шляться. Мала ещё! – и повесил трубку.
После этого телефонного разговора великолепный врач, любящий отец, прекрасный друг, никогда не пьянеющий тамада – впервые в жизни валялся на диване смертельно пьяный.
Дай, Бог, ему здоровья!
Аминь!
СУПРУГИ СЛАВЕНКО
Василь положил трубку и уставился на Константина отсутствующим взором.
–
Алё! – Кот водил рукой перед широко раскрытыми глазами друга. – Очнись. Чего остолбенел?
–
Оля завтра в десять будет в Киеве.
–
Ну?
–
Я обещал встретить её в аэропорту.
–
Ну?
–
Значит, сейчас надо ехать на вокзал.
–
Зачем?
–
Чтобы утром быть в Киеве.
–
А машина для чего?
–
На машине далеко.
–
Всего-то меньше пятисот километров. За шесть часов доедешь, ковыряясь в носу.
–