Сердце мертвого мира

  Старая колдунья подняла руки ладонями вверх, резкими выкриками начал творить чары. Ее руки наполнились свечением странного синего цвета. Остальные фергайры последовали ее примеру. Столпы света прорезали тучи частым гребнем и тут же распались на череду тонких нитей, словно сотканных из самого безоблачного артумского неба. Когда они вспыхнул, распадаясь на множество тонких стрел, Арэн прикрылся рукой от слепящего света. Должно быть свет этот достал и шарашей, потому что на короткое время красные точки замешкались, сделались совсем тусклыми. Синие стрелы, рожденные чародейством фергайр, взлетели, прячась за тучами, но только для того. Чтоб через несколько мгновений рухнуть на людоедов смертоносным дождем. Следом за этим, грозовые облака разразились первым ветвистым всполохом. От северной части Сьёрга, там, где только что на все голоса зарычала орда людоедов, прокатился раскат грома.

  Не сговариваясь, первые ряды воинов понесли вперед, подбадривая себя криками и бранью. Фергайры готовили новый залп, потому Берн и все, кто следовал за ними, неторопливо двинули вперед, чтоб не попасть под чары своих же колдуний.

  К тому времени, как фигуры людоедов стали хорошо различимы, город вовсю хлестал дождь. Вода густо стекала с волос, и Арэн видел лишь то, что творилось у самого его носа. Шараши, замедлили бег, шипели и корчились под дождем. Было видно, что каждая капля жжет их, точно с неба лилось раскаленное железо. Твари Шараяны норовили прикрыться, некоторые припадали к земле, принюхиваясь, и начинали зарываться, разбрасывая круг себя землю. Кто-то в толпе северян заговорил, что фергайры повернули Зеркало и наслали кару на людоедов.

  Но радоваться вышло не долго.

  Из орды шарашей выступила тяжелая, неповоротливая фигура великана. Дасириец не сразу поверил своим глазам, таким огромным было то создание. В летописях несколько сот летней давности говорилось, что великаны сгинули еще во времена Большого льда, а вместе с ними многие грозные хищники Артума. Впрочем, отдельные сумасшедшие пилигримы и хвастливые наемники утверждали, что далеко на юге, там, где начинался Край, водится несколько семей гигантов, но Арэн никогда не верил ни в одну небылицу. Теперь же, когда он сам едва достигал колена здорового увальня, сердце бешено колотилось в груди. От великана несло падалью. Наверное, тому виной стала перекинутая через его плечо веревка, опоясанная круг талии, на которую, словно бусы, были нанизаны человеческие и звериные черепа. Многие почти лишились мяса, - медвежья голова с сочувствием смотрела на дасирийца пустыми глазницами, - многие же все еще сохраняли лица. Арэн успел рассмотреть несколько голов косицами в бороде, и ему сделалось плохо. Тошнота накатывала необратимо: ему казалось, что там, на веревке, болтался и его собственный через, и корчил ему злобные рожи.

  Дасириец не сразу узнал собственный крик полный отчаянья и злости, что заглушил прочие мысли.

  Великан нанес первый удар: просто поднял и опустил ногу, тут же заглядывая себе од пяту, словно любопытное дитя. Дасириец, хоть и стоял далеко, слышал каждый хруст, каждый умолкший навеки голос. А Великан, словно почуяв забаву, снова и снова топтал северян, неспособных хоть бы поцарапать его толстую кожу. Мечи чиркали по ногам гиганта, оставляя мелкие царапины, отчего детина только больше прежнего впадала в раж. Великан так часто переступал с ноги на ногу, прокладывая путь вперед, что земля под ногами северян заходила ходуном.

  "Все умрем", - подумалось дасирийцу, когда пятка великана нависла и над его собственной головой. Сбоку злобно рычал шараш, из тех, что ходили на двух ногах. Его кривое копье целило в Арэна, но дасирийцу удалось отвести удар: древко переломилось под лезвием меча, наконечник клинка вспорол грудь людоеда, и тот рухнул, захлебываясь черной дрянью из собственных жил.

  Дасириец успел отбежать в сторону, споткнулся о мертвого северянина, едва не упал, но сумел выстоять. Ступня великана опустилась на копошащихся воинов и людоедов, великан давил всех без разбора и скалил рот, полный острых клыков. Арэн отступал, зная, что ему не под силу совладать с этим чудовищем. Гигант никому не по зубам, даже частые огненные вспышки служителей Эрбата, - Арэн раз или два видел их красные мантии в гуще воинов, - не задевали его, огонь лишь опалил густой мех, укрывавший гиганта с головы до ног. Тот злился и топтал сильнее. Теперь он так част переставлял ноги, что могло показаться, будто тварь пляшет, издеваясь над смертями северян.

  Арэн пятился, кося всякого шараша, который смел протянуть к нему руки. Мелкие твари, которые наскакивали на воинов, точно дикие кошки, были слабы. Их кожа охотно пропускала сталь. Из брюха одного людоеда, когда меч дасирийца выпотрошил его, вывалились остатки непереваренного мяса и варежка, размером как раз на ребенка. Дасириец рассвирепел. Агония злобы, ненависти, боль за все неповинные детские души, что обречены навсегда быть проклятыми и не знать покоя, застила ему благоразумие.