Сердце мира: часть первая

С тех пор добродушного писаря будто подменили. Он забывал о работе, за которую прежде брался с рвением, скупо отвечал на ласки Иллис и чурался других людей, все больше времени проводя в одиночестве. Да и Урд с ней, с работой, Заб даже смотреть стал иначе и почти все время тяжело молчал. Таш отнесся к этому спокойно, но Иллис расстраивалась и ходила по дому как в воду опущенная. Ей с чего-то взбрело в голову, будто Заб вспомнил, что он женат. И хотя он все отрицал, а значит, это была чистая правда, на большинство других вопросов раб попросту не отвечал. Отнекивался тем, что память возвращается медленно и кусками, которые плохо составлялись друг с другом.

Это лишь подтверждало догадки Таша, что его друг шпион. А кто захочет в таком признаться? Хорошо еще, что он оказался не связан с хранителями, — это был один из первых вопросов, которые ему задали после снятия татуировок.

Благо хозяйка уехала, а господину было не до того, поэтому Заба никто особенно вопросами не доставал. Его просто обходили стороной, как и раньше. Пусто вокруг него было и сейчас. Наверное, посетители побаивались шрамов, а среди лавочников он так и не завел друзей.

Подошедшего Таша Заб не заметил. Он продолжал сидеть и смотреть куда-то вдаль. Шевелились только длинные пальцы, которые трогали корочку на левой щеке — там, где раньше на лицо поднимался иероглиф.

— Болит? — участливо спросил Таш.

Заб ответил не сразу. Сначала поднял на него мутный, постепенно прояснявшийся взгляд и только потом медленно покачал головой.

— Не слишком. Я вспомнил способ справиться с болью.

— Какой же? Мне бы пригодилось на Ильтирев.

Друг еще раз окинул его продолжительным взглядом, но промолчал. Таш сложил на груди руки.

— Жадничаешь? А я-то думал, ты мой друг.

— Друг? — задумчиво повторил Заб. Он наконец отмер и со вздохом поднял стило с пола. — Это не жадность, это осторожность.

Таш прислонился к стене рядом с писарем, так, чтобы одновременно разговаривать с ним и следить за посетителями лавки.

— Раньше ты таким осторожным не был.

— Раньше я ничего не помнил.

— И как, ты был прав — убил кого-то? — шепотом спросил Таш.

И снова долгое молчание, а потом медленный кивок. Еще одно подтверждение догадки.

— Слушай… Нет смысла жалеть об этом или бояться расправы. Считай, что ты за все расплатился, когда на тебя одели ошейник.

— Ты не понимаешь, — прервал Заб. — Я не жалею и не боюсь.

— Тогда почему таскаешься повсюду такой угрюмый?

— Я вспомнил, что сделали те, кого я убил, — едва слышно ответил друг. — Я поступил правильно, избавив от них мир, но память жжет. Жжет сильнее, чем это.

Он снова прикоснулся к корочке на щеке. На мгновение в нем промелькнул тот Заб, каким он был раньше, — робкий, совестливый, немного наивный. Таш хотел сжать его плечо в знак поддержки, но передумал. Все тело писаря было одной большой раной, а под одеждой он все еще носил бинты.

— Ты же сам говорил, что Иль дал тебе еще одну возможность начать жизнь сначала. Так воспользуйся ей.

Заб криво усмехнулся.

— Одно из самых глупых и распространенных заблуждений — что жизнь можно начать сначала. С грузом памяти это сделать нельзя, а без знания старых ошибок новая жизнь превратится в повторение пройденных уроков.

— Тебе виднее, — Таш пожал плечами. — Но если я чем-то могу помочь, только скажи. И, кстати, раз уж ты вспомнил свое давнее прошлое, было бы неплохо помнить и о недавнем. Иллис с ума сходит от твоей холодности. То ты для нее стихи сочинял, то даже не взглянешь в ее сторону.

Услышав имя девушки, писарь поник.

— Да, верно. Иллис этого не заслуживает. Может, стоило бы попытаться, хотя бы ради нее… — он не закончил фразу, опять о чем-то задумавшись. — Друг, значит… Видишь того человека в коричневом кафтане? Он вор. Останови его, пока не поздно. Хозяин наверняка тебя наградит.

Таш поискал мужчину глазами. Тот стоял у входа в лавку. Обычный силанец лет тридцати, слегка плешивый, на вид среднего достатка — без украшений из серебра или золота, зато в чистой одежде из крепкого сукна. Кафтан спускался до середины икр, чтобы не пачкать ткань в грязи, — так его носили все, кто не мог позволить себе ежедневные траты на прачку. По улицам Тамин-Арвана похожих людей ходили сотни — посмотришь и тут же забудешь, как он выглядел. Да и не собирался этот человек воровать. Стоял у стеллажей, потирал подбородок, слушал, как рядом зарождается склока.

А вот за этим нужно было следить внимательнее. Эс-Мирд созвал всех незанятых работников в соседнее помещение и перечислял, кого вынужден уволить, чтобы сократить расходы. Те помощники, которые остались снаружи, больше интересовались обрывками слов из-за дверей, чем происходящим в самой лавке. Остался один-единственный охранник, который уже стоял возле ссорящихся покупателей. Если начнется свара, лишние руки ему не помешают.