Джон открывал и закрывал рот, но не мог произнести ни звука. Ну все, хватит: если он хочет хоть что-нибудь понять, то должен увидеть Шерлока. Тот слегка разжал руки, когда Джон расслабился, так что ему наконец удалось повернуться лицом к другу. Глаза Шерлока были все еще закрыты.
— А чего хочешь ты сам? — спросил Джон, упираясь ладонями ему в грудь, чтобы бешено колотящееся сердце не выдало его безумной надежды. Надежды на то, что он мог ошибаться, что отстраненность Шерлока не была признаком равнодушия...
Шерлок снова пожал плечами.
— Я уже сказал тебе. Причем не один раз, — он нахмурился. — Физическая близость мне никогда не была интересна, но, думаю, с тобой это будет не так неприятно.
«Хорошо все-таки, что он не видит моего лица», — подумал Джон.
— Я знаю, что между нами есть связь, — продолжал Шерлок, все еще не открывая глаз. — Ты не похож на других людей. Несколько раз ты спасал мне жизнь, еще чаще рисковал своей ради меня. Если тебе нужно мое тело, я не против.
Надежда покинула Джона, оставив тяжесть на сердце и холод в теле. Он отстранился от Шерлока, который на этот раз покорно разомкнул руки, и съехал на пол, подняв колени и прижавшись спиной к дивану.
— Ты будто кость бросаешь собаке — лишь бы не гавкала, — тоскливо сказал он. — Не надо. Мне так же тяжело от твоей жалости, как и тебе от моей.
Шерлок сел с огорченным и расстроенным видом.
— Это не жалость, Джон, — настойчиво возразил он. — Неужели все совершают одни и те же поступки по одним и тем же причинам? — в волнении он даже взмахнул руками. — Ты хочешь спать со мной, а я хочу просыпаться с тобой. В чем проблема?
Шерлок резко захлопнул рот, но неосторожные слова уже вылетели, и Джон немедленно вцепился в них. Конечно, гением дедукции он не был, но у него хватило ума понять, что с последней фразой что-то не так.
— Значит, сам сон тебя не беспокоит, и все разговоры о моей больной спине были лишь для отвода глаз, — медленно сказал он. — Дело в пробуждении.
Шерлок сжал губы и ничего не сказал, но Джон понял, что угадал.
— Почему же ты не хочешь просыпаться один? — задумчиво спросил он в пространство, не рассчитывая на ответ, и, конечно, Шерлок промолчал снова. Джон пристально вгляделся в него.
— Ты сегодня собираешься открыть глаза?
Если бы он не смотрел так внимательно, то упустил бы почти незаметную дрожь в пальцах Шерлока. Но никто не наблюдал за Шерлоком Холмсом внимательнее Джона Ватсона, и это крошечное движение не ускользнуло от него.
Он протянул руку, накрыл ладонь Шерлока своей, и тот, помедлив, поднял веки. Покачал головой. Ничего.
— Каждое утро ты думаешь, что зрение вернулось, — медленно осознавая, произнес Джон. — Каждое утро ты надеешься, что откроешь глаза и увидишь.
Ему хотелось как следует стукнуть себя по глупой голове. Значит, дело было в надежде — коварной, опасной надежде, той самой, с которой боролся он сам, когда Шерлок начал выходить из комы. Надежде, таившейся в Шерлоке под его показным равнодушием.
У Джона были пациентки, которым не удавалось забеременеть, и он помнил, через какой ад они проходили каждый месяц, копаясь в своих ощущениях, пытаясь убедить себя, что их мутит, что на этот раз все получится, в этом месяце уж точно...
Шерлок переживал эту пытку каждое утро в одиночестве.
— Прости меня, — сказал Джон. — Я должен был понять сразу, — и снова никто кроме него не смог бы разглядеть почти неуловимую дрожь в уголке губ Шерлока. Джон разглядел и, помедлив, спросил: — Это еще не все?
Молчание.
— Есть что-то еще, — настаивал он. — Что? Скажи мне.
Шерлок покачал головой, видимо, считая, что и так признался в чересчур большом количестве слабостей, но заставить Джона отступиться было не проще, чем отобрать у терьера крысу. Он напряженно размышлял. Каких проблем не было у Шерлока раньше, а теперь есть? Очевидно, только слепота. Забывание слов раздражало, но не пугало его и уж точно не зависело от времени суток.
Значит, есть еще что-то, что может произойти утром. Или при пробуждении?
— Шерлок, нет никаких причин бояться, что афазия вернется, — выстрелил он наугад.
— Я знаю, — огрызнулся тот.
— Тогда почему сегодня ты попросил меня сказать что-нибудь, когда проснулся? Сейчас я вспоминаю, ты действительно каждое утро немного нервничаешь, пока я не заговорю с тобой.
У Шерлока был вид человека, отчаянно желающего сбежать, но Джон по-прежнему крепко держал его руку и выпускать не собирался. После некоторой внутренней борьбы он смирился с неизбежным и откинул голову на спинку дивана.
— Когда я пришел в себя в больнице, то подумал, что Майкрофт меня разыгрывает, — признался он. — Я узнал его голос, но не понял ни слова. Они звучали даже не как чужой язык, а просто как полная бессмыслица, — Шерлок судорожно вздохнул. — Сначала мне было даже смешно. Я всегда говорил ему, что он несет чушь.
Он перевернул руку ладонью вверх и сжал пальцы Джона.
— Но потом вошел ты и начал говорить такую же чепуху. Это точно был ты — твои шаги, твой голос, твоя рука, — но слова звучали полным бредом. И тогда я понял, что дело во мне.