Читаем Сердце на ладони полностью

«Чего это они, соавторы, не поделили?» — подумал он. О случае с Рагойшей ему рассказывал Тужиков, и Тарасов согласился с мнением секретаря по пропаганде: не надо все валить в одну кучу. Рагойша известный интриган, и можно понять, что у Шиковича после такой неприятности с сыном не выдержали нервы. Надо все-таки разобраться. Не из каждого факта следует делать столь далеко идущие выводы.

— А если отец позволяет себе все, то почему сыну отставать? Нет, он хочет быть впереди. У него размах больше. Кулаков ему мало, за шиворот схватить — ерунда, ему атомную бомбу подай…

Шикович видел, как, склонившись над столом, покачал головой Тужиков. Стёр ладонью улыбку с широкого лица Тарасов. Должно быть, Гукан заметил, что его слов насчет бомбы не одобряют, и заговорил еще более гневно.

— Как вы думаете, товариз Шикович, что может вырасти из ребенка, которому родителр ни в чем не отказывают? Все подносят на золотой тарелке. Машину, дачу, работу… Не поступил в институт — куда желаешь, сынок? На телестудию? Пожалуйста. Выгнали оттуда — зачем заставлять его думать, мучиться, искать… С помпой, как героя, — на лучший завод, в лучшую бригаду. В бригаду коммунистического труда! Подумайте, товарищи! Не издевательстве ли это над тем, что для нас сегодня самое святое? Не вызов ли это…

Теперь слова Гукана глубоко задели. Он мог упрекать родителей. Ничего не скажешь, воспитывать мы не умеем, А он ишь куда гнет!.. Успокаивал только Тарасов, смотрел как будтс дружески и даже кивнул: держись.

— Мы ведь прекрасно знаем, что Шикович друг хирурга Яроша. А Гончаров приемный сын Яроша. Хороший парень, но, к сожалению, не выдержал такого нажима, поддался.

— Эх, черт! — возмутился Грибок — И здесь блат! Ну, нет! Это не пройдет. На версту не подпустим таких к коммунистическим бригадам!

Флегматичный Тужиков резким движением снял очки, взмахнул ими, готовый заспорить

Но его опередил Шикович. — А таких куда? — вскочил он. — В тюрь-му что ли? Так кодекс не позволяет…

— Вы слышали, Сергей Сергеевич? — Грибов тоже вскочил.

— Слышали! — ответил Тужиков. — А правда, где таких воспитывать?

— Где? — смешался Грибок и сник, не сводя, однако, глаз с первого секретаря.

— Я должен заявить, товарищи члены бюро, — продолжал меж тем Шикович, — со всей серьезностью и ответственностью члена партии что обвинять меня, Яроша и Гончарова в каком то блате — это, мягко выражаясь, нелепо. Гончаров и его ребята сами предложили моему сыну пойти к ним в бригаду. И я считаю, что они поступили правильно. И радуюсь, что сын согласился. Слушал я Семена Парфеновича удивлялся… Но, кажется, понял: трудно ведь пересмотреть взгляды, складывавшиеся годами…

При последних словах Шиковича Гукан изменился в лице: на щеках, выступили, синие пятна, затылок налился кровью, как-то странно скривились губы. Но голос прозвучал так же ровно:

— Предлагаю вынести Шиковичу строгий выговор.

Переждал, пока стих шум, пояснил:

— За неправильное воспитание детей, — Гукан стукнул карандашом по столу, — раз. За грубое поведение в коллективе, за нарушение партийной этики, — и опять стукнул, — два. За частнособственнические тенденции, — не стукнул. — Между прочим, мне известно, что дача Шиковича и Яроша построена незаконно. Неправильно, опять-таки по блату, я не боюсь повторить это слово, отведен участок. Считаю, что горком должен выяснить все обстоятельства.

«Что это он так взъелся на Шиковича?» — недоумевал Тарасов.

Тарасов любил во время заседаний наблюдать за людьми. Кто как реагирует? Кто кого поддерживает? Это легко было прочитать по лицам. Случается, что человек занимает вначале одну позицию, а в конце — прямо противоположную, изредка бывает и так, что думает он одно, а говорит другое. Таких Тарасов не любил. Молчаливого, упрямого Тужикова уважал за то, что он всегда имел свое мнение. Легкий ветерок его не повернет, только добрая буря. Должно быть, заметив, как по-разному отнеслись члены бюро к словам Гукана, Тужиков настойчиво советовал взглядом: «Скажи ты, Сергей Сергеевич». Тарасов послушался этого совета.

— С дачами мы разберемся, — сказал он и обратился к Шиковичу. — Поведение вашего сына, товарищ Шикович, позорное поведение. И мы вас серьезно предупреждаем. Не только вас. Вообще будем жестко требовать от коммунистов, чтоб они отвечали за своих детей, за воспитание молодежи. Я лично одобряю, что ваш сын пошел на завод. Если правда, что ребята из бригады Гончарова сами его взяли, то хвала им и честь. Думаю, что они правильно понимают свою роль ударников коммунистического труда. Не замыкаются. Борются за каждого человека. Как, товарищи пропагандисты? Верно я толкую, что такое бригада коммунистического труда? — Он лукаво покосился на Грибка.

— Верно, Сергей Сергеевич! — моментально согласился Грибок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы
Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза