Сердце — одинокий охотник

Он в последний раз обошел пустой дом. Ставни были закрыты, и в затемненных комнатах пахло пылью. Он передохнул, опершись о стену прихожей, и вышел. Погода была солнечная. Накануне вечером и с утра к нему приходило проститься множество друзей, но теперь на крыльце собрались только родственники. Телега и автомобиль стояли на улице.

— Ну что ж, Бенедикт-Мэди, — сказал ему старик. — В самые первые дни, боюсь, ты будешь немножко скучать по дому. Но это скоро пройдет.

— У меня нет дома. По чему же я буду скучать?

Порция нервно облизнула губы.

— Он вернется, — сказала она, — как только ему полегчает. Бадди враз примчит его в город на машине. Бадди до смерти любит кататься на машине.

Автомобиль был нагружен его пожитками. К подножкам привязали ящики с книгами. На заднее сиденье взгромоздили картотеку и два стула. Письменный стол лежал ножками кверху на крыше. Машина была перегружена, а телега стояла почти пустая. Мул терпеливо ждал — вожжи ему оттягивал кирпич.

— Карл Маркс, — сказал доктор Копленд, — ступай хорошенько все осмотри. Обойди дом, проверь, не забыли ли чего. Прихвати чашку, которую я оставил на полу, и вынеси качалку.

— Пора двигаться. Мне позарез надо попасть к обеду домой, — сказал Гамильтон.

Наконец все было готово. Длинный ручкой завел машину. Карл Маркс сел за руль, а Порция, Длинный и Вильям кое-как уместились на заднем сиденье.

— Отец, а что, если тебе сесть на колени к Длинному? По-моему, так тебе будет удобнее, чем впихиваться рядом с нами и всей этой мебелью.

— Нет, у вас слишком тесно. Лучше я поеду на телеге.

— Но ты же не привык на ней ездить, — возразил Карл Маркс. — Тебя будет трясти на ухабах, да и проедете вы весь божий день.

— Неважно. Будто мне впервой ехать на телеге.

— Тогда скажи Гамильтону, чтобы он ехал с нами. Он-то наверняка больше хочет ехать на машине.

Дедушка приехал на телеге в город накануне. Они с Гамильтоном привезли свою продукцию — персики, капусту, турнепс — на продажу. Все, кроме мешка персиков, свезли на рынок.

— Что ж, Бенедикт-Мэди, видно, ехать тебе со мной, — сказал старик.

Доктор Копленд влез на задок. Он чувствовал такую усталость, словно тело у него было налито свинцом. Голова тряслась, и внезапный приступ тошноты вынудил его лечь плашмя на голые доски.

— Очень я рад, что ты едешь, — сказал дедушка. — Имей в виду, я всегда почитал ученых людей. Глубоко почитал. Многое могу простить человеку, если он образованный. И я очень рад, что у меня в семье снова есть такой ученый человек, как ты.

Колеса телеги скрипели. Они уже тронулись в путь.

— Я скоро вернусь, — сказал доктор Копленд. — Через месяц-другой я вернусь.

— Гамильтон — он тоже человек ученый. Думается мне, что он пошел немножко в тебя. Все за меня считает на бумаге и даже читает газету. И вот Уитмен, по-моему, тоже будет ученый. Уже сейчас может читать мне Библию. И числа знает. А ведь совсем еще дите. Да, я всю жизнь глубоко почитал людей ученых.

Телегу встряхивало, и толчки отдавались у него в спине. Он глядел на ветки над головой, а потом, когда тень кончилась, прикрыл лицо носовым платком, чтобы уберечь глаза от солнца. Неужели это конец? Нет, не может быть. Ведь в душе у него всегда жила его истинная, неуклонная цель. Сорок лет призвание было его жизнью, а жизнь — его призванием. А ведь ничто не было завершено, сколько еще оставалось сделать!

— Да, Бенедикт-Мэди, очень я рад, что ты к нам вернулся. Я давно хотел тебя спросить, чего это у меня барахлит правая нога? Чудно так — будто она у меня замерла. Принимаю шестьсот шестьдесят шесть и мазью натирал. А теперь, надеюсь, ты мне ее как следует подлечишь.

— Сделаю все, что смогу.

— Да, я рад, что ты будешь жить у меня. На мой взгляд, вся родня должна держаться вместе — и кровная родня, и все кумовья. Я так считаю, что все мы должны помогать друг другу, чтобы хоть как-нибудь перебиться, а уж дальше, на том свете, бог меня вознаградит.

— Чушь! — сердито воскликнул доктор Копленд. — Я верю в справедливость на этом свете.

— Во что ты веришь? Голос у тебя такой хриплый, что я не разбираю твоих слов.

— В справедливость для нас. В справедливость для нас, негров.

— Ну, это конечно.

Он чувствовал, как внутри его жжет огонь, и не мог спокойно лежать. Ему хотелось подняться и заговорить громким голосом, однако, когда он попытался сесть, у него не хватило сил. Слова росли в его груди и требовали выхода. Но старик перестал его слушать, и вокруг не было никого, кому он мог бы их сказать.

— Но-о, Ли Джексон, но-о! Дорога у нас неблизкая.

Полдень

Джейк бежал опрометью, спотыкаясь. Он миновал Уиверс-лейн, резко свернул в боковой переулок, перелез через ограду и побежал дальше. В животе у него поднималась тошнота, и он уже чувствовал ее вкус во рту. Вдогонку за ним с лаем неслась собака, пока он не приостановился и не пригрозил ей камнем. Глаза у него были расширены от ужаса, а рукой он зажимал открытый рот.